Зефар ласково проводил их, намекнув на прощанье, что готов платить водой и за другой товар: за броню, щиты, мечи и копья.
Чтобы пленники при переноске не выдали шумом похитителей, им заткнули рты, а потом и оглушили. Когда Стафанион пришел в себя в лагере Зефара (в лица обоим пленникам плескали воду), он завыл и стал биться так, что четверо воинов с трудом удерживали его. Валерий молчал, а предложенную воду выплеснул. Зефар осклабился, хлопнул его по плечу:
– Куда же ты от госпожи скрыться хотел?! Дурак!
– Зачем мы вам нужны? Что вы сделаете с нами?
– С ним? – воин мотнул головой в сторону визжащего грека. – Распнем его вместе с сообщником.
Вот уж кого мне жаль. Отчаянный парень, но и подлец, оказывается, отчаянный. Пусть все знают: предателям у нас нет ни спасения, ни пощады.
– А что будет со мной?
– А что с тобой? Ты никого не предавал. Бежать хотел? Так кто на твоем месте устоял бы перед таким соблазном? Что с тобой делать? Верну госпоже Лиине, а уж как там она тебя накажет и накажет ли вообще… Ну, не ломайся ты, как городская шлюха, не набивай себе цену. Людей и познатнее тебя продавали и покупали. Лучше выпей вина и бай-бай. Может, пожевать хочешь?
– Лиина спрашивала обо мне?
– Ну, это ты, парень, сам догадывайся. Как по-твоему? Угодил ты ей или нет? Правда, Авес слышать о тебе не может. Как? Есть у него причина для злости? Молчишь? Ну и молчи. Мне-то что? У меня другая забота: тропы и перевалы держать. Ну, пей вино, а Германик пусть лопнет от злости.
Валерия доставили к его госпоже во второй половине дня. Утром, пока жара не заставила легионеров прекратить нападения на перевал и тропы, Зефару было не до него, но когда солнце раскалило камни и воздух, воин сам наложил ему ремни на руки и отвез в повозке в верхний лагерь. Так по традиции называли лагерь колдуньи, вне зависимости от того, находился он наверху или внизу.
По пути Зефар развлекал пленника разговорами, словно не замечая, сколь неприятна благородному римлянину его скверная латынь:
– Руки не слишком перетянуты? Нет? Вот и хорошо. Ремни эти, конечно, только символ, но без них нельзя. Сам должен понимать. Я-то знаю: тебе бежать некуда, но ведь ты – раб госпожи Лиины, независимо от того, оскорбляет твой слух это слово или нет. И ты не просто раб. Ты раб беглый и по обычаю должен предстать первый раз перед своей госпожой нагой и в оковах. Ну, а если оков нет, как у нас сейчас, то со связанными руками. Но! Бездельники! – прикрикнул он на мулов. – Плететесь, как сонные. Но! Лентяи. Так вот, парень, если госпожа сердится, она накажет тебя сама или отдаст приказ воинам. Но это вряд ли. Хотя все может случиться. Главное – веревки должна снять она сама. Это ее право. Эх, парень! Ну, зачем ты бежал? Разве госпожа наказывала тебя? Или работа была непосильна? Или тебе хотелось, чтобы она была по-ласковее? Но она же не римская матрона, меняющая за свою жизнь дюжину мужей и сотню любовников. Юная госпожа знает о женской чести не понаслышке. У нее мать перед глазами.
– Что ты знаешь про римских женщин, – обиделся Валерий.
– Знаю, парень. Я много где побывал. И воевал, и Богам служил, и на чужое добро руку налагать приходилось. И в Риме я был. Шумный город. Грязный город. Правда, не грязнее других. Куда лучше эти леса и горы.
– Рим – великий город.
– Может, и великий, – согласился Зефар. – Но не время тебе сейчас вспоминать о величии твоего родного города. Лучше бы тебе подумать, как умилостивить прекрасную Лиину, юную дочь великой вещуньи, сестры Богов.
– Пышный титул.
– Что поделаешь, парень, люди не любят склонять голову перед равными и, оправдывая свое поклонение, дают своим вождям и их близким самые неожиданные прозвища. А разве народ Рима не обожествляет своих императоров? Все мы – люди.
Валерий немного поразмыслил над этими словами, а так как презирал он свою чернь не меньше, чем варваров, то, согласившись про себя с рассуждениями Зефара, спросил:
– Так господин Зефар верит, что ваша добрая госпожа – сестра Богов?
– Непростой вопрос, – Зефар подхлестнул мулов и продолжил. – Я не слишком верю, что Боги вообще существуют, но то, что в жилах юной Лиины течет царская кровь, – знаю точно. Я сам видел надпись на свитке, который, как говорят, Лиина спасла из огня. Там стоит царская печать и написано, что сей список дарится великой царице ее царственным супругом. И так далее. Я не запомнил всю надпись, так как видел ее мельком.
– Великая вещунья – царского рода? – новая удивительная история Валерия заинтересовала, но Зефар остудил его пыл.
– Я не говорил этого. Она была царской женой и великой царицей, но не более. Правда, я не слышал, чтобы девушка без роду, без племени становилась царицей, но ведь она – великая вещунья и могла оказать своему будущему супругу такую услугу, что он просто не смог бы отблагодарить ее иначе. Но то, что в жилах юной Лиины, – царская кровь, увидит всякий, кто умеет смотреть. Говорят, она с большим достоинством принимала вас в первый вечер?
– Да, там она была госпожой, милуя и карая с таким величием, что мы не замечали ее юности.
– Видишь? А ведь согласись, парень, положение ее было совсем непростое. Тут и царица растерялась бы. А ее познания?.. Вот мы с тобой за разговором уже и приехали. Что еще могу я тебе, парень, посоветовать… Если госпожа твоя улыбнется тебе, ты помилован, если нахмурится – попробуешь плетей, но если зевнет… Хуже для тебя и быть ничего не может. Ты парень красивый, но не надейся на это особенно. Лиина – дочь своей матери, и еще она слишком молода, чтобы в полной мере оценить мужскую красоту. Робостью и покорностью ты добьешься большего. Женщинам всегда нравится покорность. Они любят «покорять». Ну а если она позволит тебе говорить, тогда я за тебя спокоен, – договаривая наставления, Зефар остановил мулов, спрыгнул с повозки сам, помог слезть юноше, подвел его к двойному шатру и, сдернув с пленника плащ, прикрывавший того во время пути, изо всей силы толкнул его в спину.
