и прочее.
– Человека с больным сердцем достаточно как следует напугать.
– Хорошо. Предположим, она зачем-то приехала в лес, и там ее кто-то напугал. Но какое отношение это имеет к нашему расследованию? По-твоему, ее отец где-то в лесу клад зарыл? Она за ним пришла, тут появился грибник, дюжий дядька диковатого вида, Кошкина перепугалась и присела под деревом. Дядя проверил ее кошелек и был таков.
– А ничего поинтересней тебе на ум не приходит? – съязвила Женька. – Ты же человек с богатой фантазией.
– О’кей, другой вариант. Кошкина трусит к магазину, тут появляется некто, запихивает ее в машину, сунув под нос хлороформ, привозит в лес и начинает допрос: куда она дела золото-бриллианты. Кошкина молчит. Тогда он переходит к угрозам.
– Зажигалка, – серьезно сказала Женька. – Это могла быть зажигалка?
– Вполне, – согласилась я и дальше продолжала уже без иронии: – Она испугалась, сердце не выдержало…
– А этот тип остался с носом. Надеюсь, что остался. Хотя она могла ему все рассказать.
– Что все? – вздохнула я.
– К примеру, где лежит некий документ, который она нашла в доме отца. В понедельник в квартире появляется молодой человек и документ забирает.
– И что теперь делать? – вздохнула я.
– Искать. Мы обязаны найти этого мерзавца, раз уж милиция искать его не собирается.
– Они ведь не знают того, что знаем мы.
– Аркаша в курсе, я ему все подробнейшим образом изложила. Только ему по фигу. Тетка умерла под кустом от сердечного приступа. Соответствующая бумажка есть, значит, полный порядок.
– Давай еще с кем-нибудь поговорим.
– Можно, конечно, да будет ли толк?
Мы одновременно вздохнули и поехали ко мне. По дороге нас и застал звонок Петечки. Женька буркнула:
– Слушаю, – и шепнула: – Петька установил, откуда Кошкиной звонили. Так, хорошо… Через полчаса подъедем. Давай шевелись, – велела она мне. – Едем к Петечке.
Я входила в кабинет Петра Сергеевича со смешанным чувством. С одной стороны, очень надеялась – звонки что-то нам объяснят, с другой – вовсе не была в этом уверена. Человек погиб, а нам, между тем, остается лишь гадать, кому мешала Кошкина.
– Анфиса, восхитительно выглядишь, – сказал Петечка, улыбаясь во весь рот. Женька выждала немного и, ничего не дождавшись, поинтересовалась:
– А я что, никуда не гожусь?
– Ты тоже выглядишь неплохо, – милостиво заявил он.
– Неплохо? Что это на тебя нашло?
– Я понял, что любовь к тебе приносит одни страдания, и решил покончить с этой заразой, вот ищу в тебе отрицательные черты.
– И много нашел?
– Кое-какие успехи есть.
– Надеюсь, тебе повезет больше, чем мне: я вот третий год пытаюсь разглядеть в тебе что-то положительное. Безрезультатно.
– Может, вы прекратите вредничать и мы о деле поговорим? – вздохнула я.
Оба нахохлись и, старательно игнорируя друг друга, устроились за столом. Петечка протянул мне два листа бумаги. Надо сказать, круг общения у Кошкиной был до того узок, что мне стало мучительно жаль ее. Дважды звонил бывший муж, несколько раз Ольга, один раз из собеса, трижды из поликлиники, дважды из фирмы «Пегас» и три раза из телефона-автомата.
– Что это за фирма? – спросила я Петечку.
– Стеклопакеты и двери. У них сейчас какая-то акция, большие скидки пенсионерам, вот они всех подряд и обзванивают.
– Два раза – это не слишком?
– Перестань, Анфиса. Сегодня звонит одна девчонка, завтра другая. Возможно, ваша Кошкина заинтересовалась предложением, и они ей перезванивали. Что в этом особенного?
– Но ты проверил? От них действительно кто-то звонил? – нахмурилась Женька.
– Проверил. Заметь, совершенно безвозмездно.
– Надеюсь, не так, как ты проверил Петренко, – не удержалась подруга.
– А что Петренко? – удивился Петечка.
– А то. Мог бы сказать, что это его фирма.
– С какой стати, если фирма вовсе не его? Он там наемный менеджер. Хозяин вообще-то в Москве, и не один, там их трое или даже четверо. А Петренко взяли, чтобы он руководил на месте, раз самим хозяевам
