– Можно нам посмотреть? – спросила я.
– Посмотреть? – Он вроде бы удивился. – Смотрите. Только чего смотреть-то. Яма как яма.
Однако мы все-таки спустились вниз под его пристальным взглядом. На довольно утоптанной площадке на дне ямы были вырыты несколько углублений, примерно метр на метр. Мы аккуратно обошли их и оказались на том месте, где недавно застали Козлова. Он сам стоял наверху, уперев руки в боки, и наблюдал за нами.
Я огляделась, но ничего заслуживающего внимания не обнаружила. Женька присела на корточки и вдруг сказала:
– Здесь какая-то плита.
Я наклонилась и попыталась понять, что она имеет в виду. Плит в этом месте было несколько, и искореженных взрывом, и хорошо сохранившихся, похоже, это часть пола, что был в храме. Я присела на корточки рядом с подругой, потратив на лицезрение плиты некоторое время, и я вынуждена была признать, что она отличается от остальных, хотя один ее край терялся под грудой щебня и земли. Судя по всему, раскопали плиту примерно наполовину. Я провела рукой по серому камню, он был неровным. Мне показалось, что на нем есть углубления, след некой надписи, со временем стершейся.
– Что это может быть? – спросила Женька.
– Надгробная плита? – высказала я предположение.
– Откуда в храме надгробная плита?
– Иногда людей хоронили в церкви, под плитами пола.
– Надо же, – сказал Козлов. – Я и не знал. Надо будет Волкова расспросить как следует. Эх, сейчас бы экскаватор подогнать, расчистили бы здесь все в три дня, если б не эти археологи.
– Вдруг они под плитой обнаружат захоронение местного святого?
– Ну, если так… – вздохнул Козлов и пошел прочь.
– Его плита заинтересовала, – шепнула мне Женька, дождавшись, когда он отойдет.
– Ну и что? Нас она тоже заинтересовала. Слушай, давай договоримся, что не будем подозревать всех подряд.
– Вот как раз всех подряд и надо, пока не поймем, что за фигня здесь происходит. – Женька выпрямилась, огляделась и сказала: – Предлагаю съездить в город, очень мне хочется потолковать с Волковым.
– Только не вздумай рассказывать ему о нашем привидении.
– Ты считаешь, это может быть он?
– Ты сама только что утверждала: подозревать надо всех.
– Если народ начнет болтать, в чем я не сомневаюсь, он все равно узнает. А если мы расскажем, он решит, что мы ему доверяем, потеряет бдительность и… Знаешь, Анфиса, я уже не понимаю, что мы ищем, – пожаловалась Женька. – Хоть бы появилась какая-то определенность.
– Надо проявить терпение, – наставительно изрекла я. – И тогда что-то обязательно прояснится.
До отплытия парома оставалось еще довольно много времени, и мы с Женькой возвращались в гостиницу не спеша. Вера сидела на веранде в компании женщины, которая была здесь утром. Они что-то оживленно обсуждали.
– Купаться ходили? – спросила нас Вера.
– Да. Вода отличная. Мы в город поедем, так что вернемся, скорее всего, к ужину.
– А как же обед? – вроде бы расстроилась Вера.
– В городе пообедаем.
– Зачем же в городе, если у вас деньги заплачены?
– Не беда.
Женька устроилась за соседним столом, а я спросила Веру:
– Что это за Ефросинья такая, о которой сегодня утром ваш односельчанин говорил? Мы в монастыре спрашивали, там сказали, что она была монахиней.
– Была, – кивнула Вера.
– С ней связана какая-то легенда?
– Да сказки все это, – отмахнулась наша хозяйка.
– Расскажите, нам интересно.
– Расскажи, – усмехнулась ее подруга.
– Да чего рассказывать, сказка – она сказка и есть. Жила в наших краях девушка диковинной красоты. Такая, что глаз не отвести. И, как водится, влюбился в нее парень. А она в него. Но недолго их счастье длилось, померли у нее родители, и стала она жить с дядей, а тот человек был скверный, жадный. Надо сказать, родители оставили ей большие деньги, вот он на них глаз и положил. Молодец ее пришел свататься, а ему от ворот поворот, мол, ты ей не ровня. Что молодым делать? Сейчас бы на такое наплевали и женились без всякого благословения, а тогда время другое было, вот они и мучились. Но любовь их была такой сильной, что девушка решила бежать со своим любимым, да нашлись злые люди, выдали ее. Дядя сильно осерчал и отвез ее в монастырь. Вот в этот самый. Очень ему хотелось, чтобы она монахиней стала, тогда бы все ее деньги ему перешли. И постригли ее в монашки против воли, как дядя захотел. Человек он был богатый, а против золота никто не устоит, даже те, кому положено богу служить. Стала она монахиней, а парень ее с горя в разбойники подался. Говорят, он ее из монастыря выкрасть
