Забелин в книге 'Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия' (М., 1880), рассказывая о суевериях, констатировал, что зачастую они приводили к трагической развязке. Обвинение в чародействе было почти нормой придворной жизни вплоть до начала XVIII в.
Обвинение дяди матери Петра I Натальи Кирилловны Нарышкиной, боярина Артамона Сергеевича Матвеева, в чародействе – случай уникальный даже в богатый подобными историями период петровского царствования. Политические противники Матвеева по наущению Милославских донесли, что будто бы он со своим другом, крещеным евреем доктором Стефаном Гаденом, запершись в палату, читали черную книгу и будто бы в это время к ним являлась нечистая сила. По этому доносу несчастного сослали. А.С. Матвеев был образованным человеком, знал европейские языки и не гнушался дружить с выкрестом (и тот и другой были друзьями покойного царя Алексея Михайловича). Боярин Матвеев, будучи начальником Посольского приказа, повелел построить в Москве аптеку и множество государственных зданий, в том числе здание Посольского приказа. Из ссылки Матвеев отправил на имя государя челобитную (прошение), в которой привел список невинно обвиненных в чародействе лиц. В итоге и Матвеев, и Гаден, и многие другие, включая сына доктора, стали жертвами фанатичной и озверевшей толпы, разорвавшей их на части. Усугубило ли ярость толпы еврейское происхождение врача, сказать трудно. Но это был не первый случай подобной расправы. При Иване III толпа растерзала врача-еврея мессера Леона Эренштейна, также обвиненного в чародействе. Под 1490 г. в 'Истории государства Российского' Н.М. Карамзина рассказано о казни лекаря 'мистра Леона',
'родом жидовина', приглашенного из Италии, чтобы лечить наследника, но, к сожалению, 'Иоанн молодой' скончался. Великий князь, склонный к ереси жидовствующих, приказал, однако, 'всенародно' доктора казнить на Болванове за Москвой-рекой. Та же участь постигла некоего немца (лекаря) Антона, который якобы уморил своего пациента – татарского царевича. В 1485 г. несчастного зарезали под Москворецким мостом, чем повергли в ужас находившихся на службе у великого князя иностранцев – они запросились домой. В их числе был и знаменитый зодчий Аристотель Фиорованти. Просьбу отклонили, и несчастные навсегда остались в Московии… Есть предположение, что и доктор Антон был евреем. Суеверия 'держались' долго, подтверждение чему – воинский устав Петра Великого (!?) 1716 г., в котором сказано, что если кто из 'воинов' будет чернокнижник, заговорщик ружья и богохульный чародей, то его следует наказать шпицрутенами, заключением и даже сожжением!44 Будем справедливы: Россия не единственная страна, где казнили лекарей. Признак еврейского заговора против человечества возбуждал воображение христиан, искавших виновных в эпидемиях чумы и холеры, еще в средневековье (считалось, что евреи отравляют воду в колодцах). Личный врач английской королевы Елизаветы I Тюдор Родриго Лопец якобы за попытку ее отравления был в 1594 г. обезглавлен.
Признался в этом, он, естественно, под пыткой… В России вера в 'козни' врачей дожила до новейшего времени: дело проф. Плетнева, 'дело врачей' и т. д. Один из свидетелей 'дела врачей' писал: 'Распространялись и подогревались слухи о том, что зубные врачи прививают под пломбой
чуму и другие смертельные болезни'45. (Моя теща, будучи заведующей стоматологическим отделением одной из ленинградских поликлиник, всякий раз, когда пациент 'бунтовал' против врача-еврейки, вызывала главврача, русскую женщину, которой ничего не оставалось, как крыть соплеменников матом.) Не только евреев подозревали в отравлении колодцев, распространении чумы и холеры. Вот другой пример: '… появление холеры в Петербурге пришлось как раз на время польского мятежа (1831 г.)… огромное большинство жителей столицы не колебалось эти мнимые отравления приписать… подкупам поляков. По всему городу разошлись и повторялись нелепые рассказы о том, как поляки ходят ночью по огородам и посыпают овощи ядом; как… всыпают яд в стоящие на дворах бочки с водою, как зафрахтованные мятежниками корабли привезли целые грузы мышьяку и всыпали их в Неву, и т. п.' Картина ужасающая, но это лишь ягодки… По официальным данным (явно заниженным), холера унесла в Петербурге около 7 тыс. жизней, и панический страх спровоцировал 2 июня 1831 г. так называемый холерный бунт. Свидетель (О.А. Пржецлавский) писал: «Взволнованная чернь, в которой коноводами были мальчики – ученики разных мастерских и фабричные рабочие, расхаживала толпами по улицам и всякого, кто ей казался почему-то 'холерщиком', била и истязала нередко до смерти. Учрежденная на Сенной площади холерная больница была разорена… два или три медика и столько же полицейских убиты.
Дело дошло до того, что в течение целых трех суток полиция и доктора прятались, и рассвирепевший народ делал, что хотел». Лишь после прибытия войск и личного обращения Николая I удалось несколько утихомирить бесновавшуюся толпу, и народ 'ограничивался' задержанием 'отравщиков', которых отводили в военную тюрьму, не доверяя это полиции. 'Я видел, как толпы народа отводили их туда избитых и окровавленных.
Таким образом отведено и заарестовано было более 700 человек всякого звания, большая часть иностранцев и людей средних классов'46.
Удивительно, но мы никогда не знаем, где кончается суеверие 'необразованного класса' и начинается интеллигентская истерия, подкрепленная юдофобией или, как в данном случае, полонофобией. Тот же свидетель не без иронии констатировал: «Но вот грустный факт:…нелепое убеждение, что 'поляки отравляют', разделяли многие из числа образованного и даже ученого класса. Положение поляков в Петербурге было очень грустное: все они были заподозрены. Они перестали бывать в русских домах, заметив, что иные хозяйки, заваривая за общим столом чай,
наблюдают за ними и ставят подальше от них сахарницу, сливки, печенья. Полякам небезопасно было ходить по улицам. Народ зорко наблюдал за домами, где жил кто-нибудь из них». При этом не спасал даже министерский статус. Министр, граф Грабовский, запретил своим подчиненным выходить на улицу. Народ ждал лишь предлога, чтобы покончить с 'холерщиками'.
Нечто похожее происходило и спустя полтора века – во время печально известного 'дела врачей'.
Одно из следствий этой истории – преклонение перед медициной стал сопровождать страх перед врачевателем: а вдруг ошибется? Объяснение, на мой взгляд, должно лежать в подсознании, в том далеком прошлом, когда жрец был одновременно и вождем, и колдуном, и целителем, властителем душ и тел соплеменников…
Возвращаясь к О. А. Пржецлавскому, напомню, что, будучи одним из предшественников исследователей массовых психозов, он в своем ослеплении возводил на 'божий народ' ту же клевету, какую русские возводили на его соплеменников…47 М. Забелин отмечает интерес простолюдинов к франкмасонству: они говорят, что вступивший в ложу должен исполнять все условия ордена, включая неразглашение их тайн. Для этого вступающий должен дать клятву, писанную своей кровью. С неофита (также кровью) пишут портрет, который вешают на стене комнаты, где заседает совет ложи. Если портрет почернеет, значит, что посвященный нарушил клятву.
Тогда один из членов совета стреляет в портрет, и 'оригинал' тотчас же умирает, где бы он ни находился. (Этот своего рода сюжет использовал П.И. Мельников-Печерский (1818-1881) в одной из своих книг.) И еще: согласно народному суеверию, тот, кто подслушает тайну масонов, рано или поздно оглохнет48.
Тот же Забелин сообщает, что в Вербное воскресенье, возвращаясь из церкви с освященными ветками вербы, матери хлещут ими своих детей, приговаривая: 'Верба хлёст, бьет до слез'. Забелин не преминул заметить, что верба в России соответствует пальмовой ветви в Палестине, но не счел нужным рассказать о погромах и об избиении еврейских детей освященными вербами с приговариванием: 'Верба хлёст, бьет до слез, верба бела бьет за дело, верба красна – бьет напрасно (вариант, который моя жена слышала в детстве).
Народные суеверия церковь не раз осуждала, однако преуспеть в их искоренении было сложно, и иерархи во многих случаях шли на компромисс. В начале XIX в. в Синод поступило следующее донесение:
Рапорт Правительственному Синоду волынского-житомирского епископа Даниила № 788 28-го февраля 1810 г.
В Волынской епархии в последней минувшего 1809 года половине кликуш, притворноюродцев, босых, так же и других суеверий, не было, кроме что Ровенского повета, как рапортом ныне от тамошнего духовного правления донесено, в селе Оржеве жители, Осип Зелюшка, Роман Жуй, Корней Товчин и Андрей Ковальцов 8 октября того 1809 года на еврейском кладбище местечка Деражна вырыли мертвого еврея кости, и оныя по суеверию держали в своих хлевах, ради прекращения возникшего скотского падежа, о каковом их
