12). Об этой обязательности наступления владычества антихриста и необходимости возмездия всем 'не записанным в книгу жизни' (в том числе и 'сионским мудрецам', если они оказались 'сатанистами') истинно верующий забыть не имел права.
С.А. Нилус, вопреки грозному предупреждению апостола ('И я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того язвы, о которых написано в книге сей; И если кто отнимает что от слов книги пророчества сего, у того Бог отнимет участие в книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей' – 22; 18-19), прилагает и отнимает, по своему разумению: 'Непонятное стало ясным… Тайна за тайной стали открываться моей человеческой немощи, в которой совершалась великая сила Божья, и только в этой силе великой я и познал, что мир и вся яже в мире – былое, настоящее и будущее, – могут быть уяснены и постигнуты во всей сущности только при свете Божественного Откровения и тех, кто жизнь свою посвятил ему на служение в духе и истине, в преподобии и правде' (209). Вот почему вопрос, задаваемый Нилусом, сам по себе антиапокалиптичен: 'Но пред вторым пришествием Господа во славе и страшным судом Господним должен на короткое время прийти «ин во имя свое», т.е. антихрист, который, происходя от крови еврейской, станет царем и владыкой всей земли, мессией от дома Данова того Израиля, на котором лежит кровь Мессии Истинного, и судьбы которого доселе еще управляются фарисейством и книжничеством, заклятым на жизнь и смерть врагом всего нееврейского мира?' (211).
Логика Нилуса построена на всевозможных подменах: все современное еврейство объявляется потомками одного только 'колена сынов Израиля' – дома Данова; именно этому колену Нилус приписывает пролитие крови Иисуса, хотя нет ни одного свидетельства, что фарисеи и книжники принадлежали к роду Дана, скорее, они были, по иудейской традиции, левитами ('И принес священник Ездра закон… Книжник Ездра стоял на деревянном возвышении… и левиты поясняли закон… И читали из книги… книжник Ездра… и левиты, учившие народ…' – Неем. 8; 2-9), а не данитами; обвинение евреев в том, что антихрист происходит 'от крови еврейской', в равной степени становится и их 'обетованием' в том, что и Христос – из 'рода Давида'.
Иудаизм, будучи религией одного народа, естественно, был лишен интернационального, противополагая себя окружающему его языческому миру, в то время как христианство, став всемирной религией, естественно, было лишено национального, зато именно в силу этого оно оказалось противопоставленным национальным верованиям нехристиан, в том числе и евреев. Вот почему еврейские народные верования в Мессию 'проникнуты, согласно… евангелиям, национально-политическим характером; от этого взгляда не были свободны и лучшие израильтяне (среди христиан, – С.Д.), например, Захария, ученики Христовы (т.е. апостолы, – С.Д.) и др.'71.
Однако было еще одно обстоятельство, по-разному определявшее содержание понятия 'избранности' в православии и в иудаизме.
Напомним, что для иудеев и мусульман эпохи наивысшего государственного расцвета – 'Великий Израиль' и Арабский халифат со всемм панарабскими объединениями – были к середине XIX в. уже далеким прошлым. Такой же историей стали христианские Римские – Западная и Восточная – империи, а на политической карте только Оттомания и Россия (не считая Австро-Венгрии) могли еще претендовать на подобный титул. (Поэтому амбиции Германии по созданию 'Второго рейха' и выглядели анахронизмом, ибо сама по себе 'имперская' концепция – правовая подчиненность многих 'нацменьшинств' одной нации – вскоре должна была трансформироваться в концепцию федеративности – равноправное объединение многих.)
Мистическая концепция С. А. Нилуса, изложенная им в 'главной части' книги 'Великое в малом', по своей сути, являлась не только антисемитской, но и антихристианской. Апологет 'правды о еврейском заговоре' и биограф Нилуса князь Н. Жевахов огорченно заявил, что 'за печальный факт еврейского завоевания России наибольшая ответственность падает на русскую официальную церковь'72.
Однако мистико-политическая концепция 'всемирного еврейского заговора', построенная на 'Откровении' Иоанна о последней битве 'Божьего воинства' (христиан – православных – русских) со 'зверем (Израилем – иудеями – жидами) в 'конце времен', вряд ли устраивала православную церковь содержанием ('избранный народ' – 'сыны Сатаны'), и формой (в 'пророчествах' С.А. Нилуса отсутствовала 'богодухновенность'). Зато идея 'Протоколов', зачатая в лоне православного мистицизма, могла стать… еще одной ересью христианства73.
АПОСТОЛ ЕРЕСИ
Антихристианская (в целом) и антиправославная (в частности) суть 'Протоколов' почти совсем не изучена,
В основе 'пророческой концепции' С.А. Нилуса стоял вопрос, должен ли 'на короткое время прийти «ин во имя свое», т.е. антихрист, который, происходя из крови еврейской, станет царем и владыкой всей земли, мессией от дома Данова того Израиля, на ком лежит кровь Мессии Истинного и судьбы которого доселе еще определяются фарисейством и книжничеством, заклятым на жизнь и смерть всего нееврейского мира?' (211). И полемизируя с В. Соловьевым, автор 'усложнял' проблему тем, что '… «иной» должен быть принят евреями как силой всемирно концентрированной, тогда как сила эта до сих пор находится в «рассеянии» и все еще именует себя «гонимым племенем»… талмудистским Израилем' (212). Затем он констатировал: '«Сионские протоколы» дают ясный ответ…' (289).
Общие антиномии 'пророка' были добыты из мифологем: Христос -антихрист, христианство – 'талмудистский Израиль', второе пришествие Мессии – царство антихриста, власть духа – власть золота, религия – безбожие, добро – зло, жизнь – смерть и т.п. Частные же – из… панславизма: монархия – республика, православие – католицизм, Европа – Россия, шовинизм (= избранность 'россиян') – всемирный заговор74.
Политические основы 'учения' церковь не интересовали, зато интерпретационный смысл мифологем являлся для иерархов православной церкви не чем иным, как очевидной ересью монтанистического и манихейского толка. Христианское учение С.А. Нилуса, 'неправильно согласованное или с иудейством или с язычеством'75, в апокалиптической картине противоречило как православным догматам, так и Соборным постановлениям. Более того, опиралось оно не на 'поучения святыхъ отецъ', а на апокрифические (следовательно, не узаконенные Церковью) толкования, выдаваемые С.А. Нилусом за истинно православные.
Почти сразу же, перед ссылкой на Серафима Саровского, Нилус заявлял: 'Большинство братии наших умело только молча страдать и молча плакать в незримой миру тишине своей уединенной к Богу молитвы… Бог говорил… с народом Своим, новозаветным Израилем, с Россией, последней на земле хранительницей Православной Христовой веры и Самодержавия, как земного отображения Вседержительства во вселенной Самого Триипостасного Бога… Напомним России слово это…' (172-173). А затем заключал: 'Уже не дымом благовонных молитв верующих, молящихся к Господу, покрывается Русская земля, а угольным смрадом фабрик, заводов, паровозов… Весь этот чад гордости человеческой, как вызов Богу, несется к небу от злобы и проклятий социальной ненависти… Сохранили ли мы Православие?.. Бережем ли Богом дарованное Самодержавие? Охраняем ли мы всею силой любви своей Боговенчанного? Нет. Что же ждет Россию за измену вере и верности отцов своих?… Пусть на вопросы эти ответит то жестокое и страшное, что последует за сим в дальнейших главах… Не снимается с тебя твоя воля, читатель: хочешь – верь, не хочешь – не верь! но, прочтя со вниманием то, что в очерке этом изложено, сверь изложенное со словом Божиим, с современными тебе мировыми и русскими событиями и – считай себя своевременно предупрежденным' (176 -177).
Достаточно согласиться с автором очерка, что изложенное сверено со словом Божиим' и является, следовательно, Божественным предупреждением, как сразу же надо признать за книгой Нилуса смысл последнего и совершеннейшего откровения Бога. Такое отношение к своему – новейшему – пророчеству и составляет суть монтанизма: 'Откровение Бога… достигло новой последней ступени самого проявления и
