другой стороны, предлагалось сохранить в силе некоторые положения прежнего устава евреев, а именно особо суровые наказания за укрывательство краденого, контрабанду и банкротство, а также принцип непризнания их клятвы в суде. Давид Фридландер, официальный представитель еврейской общины Берлина, смог удачно показать несправедливость этого последнего предложения; «… в гражданских и уголовных делах клятва еврея должна иметь то же значение, что и клятва любого другого человека. Еврей такой же человек и гражданин как и все остальные, и ничто в его религии не делает его менее достойным доверия, чем христианин. Сколько было уголовных дел, в ходе которых христиане заявляли на суде, что они не считали, что совершают грех, убивая еврея! Как это характеризует христианскую мораль? Существует лишь один способ уничтожить эти предрассудки, столь же опасные, сколь и постыдные, в умах всех людей: равенство перед законом, одинаковое доверие ко всем, одинаковые наказания за клятвопреступление… » Наконец, министр полиции Зак придавал большое значение запрещению самого названия еврей, «ставшего слишком презираемым… так что оно помешает внушить им чувство чести, которое приравняло бы их к другим гражданам и повысило бы их самоуважение… » В поддержку этой идеи он ссылался на пример Франции и Вестфалии, где подобные языковые изменения способствовали сближению евреев с христианами, особенно в армии. Но его мнение не было принято во внимание.
Сохранялось ограничение параграфа 9, которое было сформулировано следующим образом; «В том, что касается вопроса, насколько евреи могут быть допущены к исполнению официальных обязанностей и приняты на государственную службу, мы оставляем за собой право разрешить эту проблему в будущем законодательным путем». Когда наступило время реакции после 1815 года, эта статья позволила принять всевозможные дискриминационные меры против евреев, так что они всегда оставались в Германии гражданами второго сорта, даже в чисто юридическом отношении.
Прежде всего возник вопрос о еврейских добровольцах и ветеранах, которые хотели поступить на государственную службу. Прусские министры единогласно отказали им в этом праве. Однако один из них, министр финансов Бюлов, предложил сделать исключение для кавалеров железного креста, заявив, что «добровольцы, относящиеся к иудейской религии, которые награждены этим знаком отличия, в моральном плане могут оцениваться более высоко, чем обычно». Но Совет министров в целом остался при убеждении, что храбрость, проявленная на поле боя, не является доказательством высокой морали применительно к евреям. К тому же в 1815-1816 годах возник вопрос о пересмотре эдикта 11 марта 1812 года; некоторые министры предлагали разделить евреев на три класса в зависимости от степени полезности их занятий: в результате в полном объеме все права, предоставляемые по этому эдикту, должны были распространяться лишь на представителей первого класса.
Но это предложение не было поддержано – в самом деле, было совершенно достаточно § 9 для серьезного ограничения прав, которые совсем недавно были предоставлены евреям. Было дано исключительно широкое толкование понятий «официальные обязанноети» и «государственная служба»; они распространялись на почетные обязанности, коммунальные услуги, на различные виды деятельности в области образования, а в конце концов в список включили и такие занятия, как коммунальный землемер и даже палач. Господствовавшие в это время настроения получили еще более полное отражение в прусском законе, принятом в 1836 году, согласно которому необращенным в христианство евреям запрещалось давать своим детям распространенные христианские имена. Идеология эмансипации была направлена на то, чтобы за исключением религиозных вопросов евреи стали во всем подобными христианам. Напротив, согласно концепции «христианского государства» они должны были максимально отличаться от остальных граждан, так что в правление Фридриха-Вильгельма IV возник вопрос о восстановлении гетто. Критикуя новые тенденции, Штегеман, один из членов прежней команды Гарденберга, писал своему знакомому в 1819 году;
«Мои евангелические христианские чувства не позволяют мне причинять страдания евреям, к тому же я глубоко убежден, что только полное равенство прав может обратить их в христианство. Чем сильней будут угнетение и презрение, тем больше они станут замыкаться в себе, одновременно присваивая наши деньги».
В другом письме он выражал ту же мысль в несколько иных словах: «Если бы не пресловутая четверка свободных городов, то за пятьдесят лет у нас в Германии не осталось бы больше евреев (не считая польских)».
Четыре свободных города (Франкфурт, Гамбург, Бремен и Любек), в которых правила буржуазия, на самом деле были основными очагами антиэмансипаторской активности. Христианская ностальгия по временам гетто процветала в этих городах. Под давлением цеховых корпораций прежний режим исключений был в них полностью или частично восстановлен. Страны, присоединенные Наполеоном к эфемерному королевству Вестфалии (Ганновер, Брауншвейг) также были расположены к восстановлению прежнего порядка вещей. К 1815 году казалось, что дело эмансипации проиграно в германских странах в целом. Стремясь к спасению завоеванных позиций, крупные еврейские финансисты осадили дипломатов, собравшихся на Венском конгрессе. Со своей стороны, представители свободных городов также проявляли активность, так что «звонкие» аргументы, бывшие нормой в ту эпоху, широко использовались обеими сторонами (один из дипломатов даже заключил договор, по которому оговаривалась сумма вознаграждения за конкретные услуги). В конце концов баланс склонился в пользу евреев, в поддержку которых выступили великие державы: в результате Европа вступила в эру Ротшильдов, т. е. в эпоху сотрудничества «договорившихся держав» и крупных банков.
Таким образом, проект конфедерации германских государств был дополнен статьей, согласно которой права, предоставленные евреям в отдельных германских странах, вошедших в конфедерацию, сохранят свое действие. Но в последний момент партия противников эмансипации сумела заменить в тексте статьи слова «предоставленные в германских странах» на «предоставленные германскими странами», что впоследствии дало юридические основания свободным городам и другим германским государствам отменить или ограничить права, предоставленные не прежними правительствами, вернувшимися к власти, а французским правительством. Тем самым мы вновь возвращаемся к весьма специфическим обстоятельствам эмансипации германских евреев, совпавшей с антифранцузской патриотической экзальтацией «освободительных войн» и движением германомании (Teutschthumelei).
В эту эпоху уже появились мыслители, которые сумели предвидеть, что может значить подобное сочетание. Так, философ Фридрих Шлегель, находившийся в то время на службе у австрийского правительства, заметил в 1815 году, что полная эмансипация евреев во всех германских странах была срочно необходимой именно потому, что она началась во время французской оккупации. Он рассуждал следующим образом: если [германские] страны и города отменят эмансипацию под тем предлогом, что она была введена иностранным тираном, это может повлечь серьезные последствия, поскольку «приведет к образованию партии, настроенной в пользу врага, которого, к счастью, удалось победить». Он добавлял, что значение этой партии не следует недооценивать, поскольку ее составляют пятьсот тысяч активных и целеустремленных людей. В заключение он задавал вопрос: «Утверждая всеобщий принцип отмены, не следует ли взорвать дорогу через перевал Симплон (горная дорога в Швейцарии с туннелем длиной в 20 км. – Прим. ред. ) только потому, что ее построили при Наполеоне?»
II. ПОСЛЕДСТВИЯ ЭМАНСИПАЦИИ
Положение евреев
В наши дни подавляющее большинство евреев испытывают ужас при мысли о затворничестве в гетто; лишь некоторые группы ортодоксов, самой известной из которых является Меа Шеарим в Иерусалиме (Меа Шеарим – иерусалимский квартал, где живут наиболее ортодоксальные иудеи. – Прим. ред. ), сохраняют ностальгию по этому затворничеству, соответствующему, по их мнению, миссии Израиля. Этот ужас легко переносится и на прошлое, так что обычно принято полагать, что евреи с энтузиазмом приветствовали свою эмансипацию. К тому же имеется множество документов, которые, казалось бы, подтверждают этот взгляд.
