Знакомимся: владелец замка фрайхерр фон Кёниг.
– Да, да! Профессор Винклер звонил мне… Прошу!
Средние века продолжаются! Скупо освещена длинная галерея, увешанная портретами прежних владельцев: рыцари в панцирях и с мечами, пудреные парики, дамы в высоких прическах – бархат, атлас, обнаженные плечи… И снова – рога и оружие, свидетели былых веселых охот и кровавых сражений.
В конце коридора барон фон Кёниг отворяет дверь перед нами – мы в современной гостиной: тепло, модные кресла и столики, торшер, мягкий свет. На стене – акварель: стычка французских кавалеристов и русских крестьян. Уже издали видно – Лермонтов! Его манера. Его любимый сюжет – 1812 год!
Осмотрели. Выражаем удовольствие, радость.
– Каковы планы барона Кёнига в отношении картинки?
– Я не хотел бы расставаться с этой фамильной реликвией,- говорит доктор Кёниг.- Но если вы желаете сфотографировать ее и воспроизвести эту акварель в вашей книге – пожалуйста!
Он предлагает осмотреть замок. Идем в библиотечную башню, в помещения, отделанные инкрустированным дубом. Старинные книги в кожаных переплетах, глобус 1603 года… Входим в «музыкальную» комнату, в «фарфоровый кабинет», полный старинной посуды. Разглядываем «Помпеианише Циммер» – комнату, полную старинных вещей, добытых при раскопках Помпеи. И «паркетную» в стиле прошлого века. И гостиную, сохраняющую стиль восемнадцатого.
Проходя обратно, задерживаемся.
– Мой прадед – барон Карл фон Хюгель, министр двора и министр иностранных дел Вюртембергского королевства! – говорит барон Кёниг, указывая на портрет пожилого мужчины со строгим лицом и лысеющей головой.
И рассказывает, что прадед его держался союза с Россией и вышел в отставку, когда при вюртембергском дворе взяли верх антирусские силы.
Доктор Кёниг историк. Его замечания существенно дополняют то, что я знаю о Хюгелях.
– Это будет особенно интересно.- Он переходит к другому портрету.- Баронесса Александрина фон Верещагин фон Хюгель.
Вот она, Верещагина! Мы впервые видим ее лицо – до сих пор мы ее портрета не знали.
Старушка с интеллигентным и милым, очень серьезным лицом. Темная тальма. Чепец с оборками. Цветные ленты. Но Лермонтов знал ее не такой!…
Рассмотрели портреты ее дочерей – графини Александрины Берольдинген, с которой переписывался Висковатов, и другой – Элизабет фон Кёниг, бабушки доктора Кёнига.
– А это – родители Верещагиной-Хюгель,- комментирует наш хозяин,- Михаил Петрович и Елизавета Аркадьевна… Высоко? Вам не видно?… Я могу снять, чтобы рассмотреть ближе…
Пока появится лесенка, я успею вам рассказать…
Тридцать лет пытался я узнать девичью фамилию матери Верещагиной. Хотел разобраться в сложной системе лермонтовского родства. Справлялся во всех городах… Так и не смог узнать.
И вот заехал в средневековый германский замок и на обороте портрета, писанного в России каким- нибудь крепостным художником, читаю немецкую надпись: «Урожденная Анненкова».
Так вот откуда взялась неведомая нам Анненкова Варвара, которая вместе с Лермонтовым вписывает балладу про Югельского барона в альбом Верещагиной! Это – ее двоюродная сестра. Еще одна из московского окружения Лермонтова. Теперь стало ясно.
ЭТО ЕЩЕ НЕ КОНЕЦ!
Возвращаемся в теплые комнаты. Встречают жена и сестра хозяина. На столе сервирован чай. Начинается разговор.
– Вам раньше не приходилось видеть портрет Верещагиной?
– Нет, сегодня видим впервые.
– Она немолода на этом портрете. Лермонтов знал ее девушкой…
– Я помню,- вступает в разговор фрау Кёниг,- у нас был ее молодой портрет.
– Не портрет,- уточняет хозяин,- а фото с портрета, который барон фон Хюгель заказал на другой год после свадьбы. Местонахождение оригинала мне неизвестно. Я сейчас покажу…
Он приносит из кабинета фото. Это снимок с литографии, напечатанной в Париже в 1838 году знаменитым Ноэлем.
Верещагина! Здесь ей двадцать восемь лет. Лицо с несколько монгольским разрезом глаз – интересное, очень умное и значительное, хотя красивым не назовешь.
– Если вам нравится, я могу подарить это фото,- предлагает хозяин.
Подарок принимается с благодарностью.
– Если вы поедете в Тюбинген, может быть, следует познакомиться с фройляйн Энбер? – говорит нам сестра хозяина.- Фройляйн Энбер давно интересуется Лермонтовым.
Барон Кёниг отклоняет эту кандидатуру: у фройляйн Энбер рукописей Лермонтова нет.
Называется имя профессора в Гейдельберге.
Это знакомство господину Кёнигу тоже не кажется перспективным.
Не забыт замок Хохберг.
– Там интересный человек – оберлерер,- вспоминает хозяйка.
– Херр Биллем Штренг,- уточняет сестра хозяина.- Может быть, ему известно местонахождение каких- нибудь материалов?
Нет, барону Кёнигу это не кажется вероятным, он не хочет заставлять нас безрезультатно искать.
– Скорее,- раздумывает он,- можно было бы справиться в Мюнхене. В свое время я передал фирме «Карл унд Фабер» несколько интересных автографов.
– Чьих? – спрашиваю я.
– Я говорю про автографы Михаила Лермонтова.
– Как? Еще? Автографы? Лермонтова? И они были у вас? – Я не могу скрыть изумления.
– Да, тоже из тех, что принадлежали моей прабабке Верещагиной-Хюгель. Я сейчас не припомню какие. Это было в девятьсот пятьдесят первом году… Хотя я смогу вам сказать точнее: надо принести каталог…
Он ушел и возвращается с каталогом.
– Вот!
На странице 34-й напечатан автограф, которого мы в глаза не видали: баллада «Гость»! Почерк…
Лермонтова!
Интересно: у Висковатова была копия этой рукописи, присланная ему от графини Берольдинген, и в этой копии Висковатов от себя приписал: «Посвящается А. М. Верещагиной». А тут видно, что у Лермонтова в автографе «А. М. Верещагиной» нету. Просто строка точек: «Посвящается… Может быть, даже и не Верещагиной посвящается. И даже наверно не Верещагиной. А Варваре Лопухиной, вышедшей замуж и забывшей обет любви. И баллада об этом. А зачем было Лермонтову скрывать имя А. М. Верещагиной? Имя Варвары Лопухиной, вышедшей замуж,- понятно!
– На следующей странице каталога, обратите внимание,- продолжает хозяин,- зарегистрировано стихотворение Лермонтова, сочиненное им по-французски. Специалист говорил мне, что это блестящий французский стиль.
Действительно, под № 186 в каталоге значится французское стихотворение Лермонтова, тоже известное нам по копии: «Нет, если б я верил своей надежде…»
– Если вас интересует судьба этих автографов,- подает совет доктор Кёниг,- вам следует обратиться в антиквариат «Карл унд Фабер». Это в Мюнхене, на Каролинен платц, фюнф-а…