– Рассказывал что-то, да только я мало слушала – к тебе торопилась... – вздохнула Лена.
– Ну, пошел я... – Он поцеловал ее пухлые губы.
Вскинул на плечо свою нелегкую поклажу, схватил карабин и, махнув рукой на прощанье, исчез в лесной чаще.
А Леший и Лена понесли в последний путь тело Георгия Зимина...
Охота
...Медведь шел, не разбирая дороги. Хотя нет, не так. Он, конечно же, знал, куда шел – просто его мозг полностью отключился от окружающего мира с его красками и естественными звуками. Игорь сосредоточился на погоне, его глаза четко фиксировали следы, а уши – посторонние, если бы такие оказались, звуки. А попутно, и очень своевременно, надо сказать, в памяти всплывали уроки по выживанию, как и методы ведения боя в лесу. Только сейчас Медведь оценил всю их значимость, а главное, практичность...
Где медленным шагом, а где и бегом, угадывая подспудно направление, он километр за километром неотвратимо шел за своим врагом.
Да! Именно за врагом!
И теперь уже было неважно то, что в былые времена они потягивали иногда из одной кружки «шило» да вели разговоры о далекой тогда родине. Этот человек убил своего товарища по Афгану, своего ученика. Убил жестоко, без какой-либо цели, просто чтобы доказать свое превосходство...
'...Мразь! – колотились мысли в голове Игорь. – Подонок! «Вышку» ему заменили на «пятнарик» – значит, нашлись на то какие-то причины... Шестерых «удвухсотил» в драке, так оно и не мудрено для Бобра, кто знает, что там за драка была. Может, вступился за кого... Но ты, падла, Зяму убил! «Братишку»! Зарезал, как на скотобойне! Не брат ты нам больше, ты даже не беглый зэк – ты «дух»! И я не я буду, но я тебя достану! Сдохну в этом лесу, но тебя возьму! Живым возьму! И пусть хоть Соболь и Шишка тебе, гад, в глаза посмотрят! Бобер! Не бобер ты, а поганая, вонючая крыса! И я иду за тобой, сволочь, бойся!..»
Он шел по следу, как настоящая охотничья собака.
И ошибся...
Уже ближе к вечеру, когда на тайгу стали постепенно спускаться сумерки и глаза уже начали слезиться от своей тяжелой работы, Медведь наступил на «растяжку».
Что-то громко хлопнуло справа, и Медведь, повинуясь намертво вбитому в мозг рефлексу, бросился плашмя на землю.
Он ожидал осколочных ударов, но ничего подобного не случилось. Случилось другое...
– Пш-шш-шы-ы! – зашипело что-то.
А затем где-то высоко в темнеющем небе раздался громкий хлопок.
– Трри-и-иу-у-у-у! – долго и противно свистело трио.
А рядом опять:
– П-па-х!!! Пш-шш-шы-ы!..
Медведь перевернулся на спину и смотрел на этот пятикратный, сотворенный им же самим салют.
– Двойка тебе, прапорщик! – проговорил он тихо. – Кол! А еще разведчик «Витязя». Таких гнать надо из отряда сраной метлой! Из-за таких придурков всю группу положить на задании можно... Как же это я так? Идиот!
Да! Это была обычная сигнальная мина, выстреливающая на высоту до двухсот метров, пять серий по три осветительные ракеты с промежутком в пять секунд. К тому же все эти ракеты были снабжены маленьким парашютом и свистком. Известная любому военному человеку штука...
Тогда, сутки назад, Леший говорил Игорю у разграбленного зимовья, что много чего, мол, исчезло, что само по себе говорило о том, что все эти вещи взять с собой мог только человек знающий. Говорил он и об этой мине. Мол, если заплутал человек в пургу да на зимовье наткнулся, то всегда мог о себе оповестить таким вот образом – Святозар всегда прилагал подробную, им же собственноручно написанную инструкцию, в которой советовал запустить эти ракеты с вершины ближайшей сопки – в этом случае ракеты видать километров за двадцать... «Растяжка», на которую наступил Медведь, находилась на вершине господствующей над другими сопки. Видимо, Бобер не погнушался советом стареющего «морпеховского спеца»...
– Вот ты и сообщил о себе, придурок... – констатировал факт ошибки Медведь. – Теперь он точно знает, что я иду. А значит, надо ждать сюрпризов... Так! Спокойно, прапорщик! Как там Шах говорил-то? «Если ошибку исправить не представляется возможным, то ее последствия надо попытаться обратить себе на пользу». Кажется, что-то в этом духе... – Игорь пытался успокоиться и трезво оценить ситуацию. – Та-ак! Утром он меня опережал часов на двенадцать, не меньше. Шел быстро, но спокойно – шаг равномерный. Что это значит? Это значит, что я у него отыграл часа четыре. Итого: восемь часов. Это примерно километров тридцать пять – сорок. Он человек подготовленный – десять лет в спецназе ВДВ отслужил – для такого это не расстояние. Мог заметить мой фейерверк? Мог – высотка господствующая. Что дальше? Мог ждать? Скорее всего, нет – о погоне наверняка он не знал. Это он теперь будет сюрпризы готовить, а пока... Можно разжечь костер – все равно себя уже выдал, – отдохнуть пару часов и прикинуть наши шансы и возможности. А заодно и пожрать-поспать. Кто его знает, когда теперь случится?..»
Приняв такое решение, Игорь соорудил на скорую руку небольшой, но жаркий костерок и принялся жевать копченую, им же отловленную рыбу.
– Так! Ну, хватит морду баловать! – приказал он себе. – Пора и делом заняться!
Расчистив перед собой небольшой пятачок земли подошвой ботинка, он стал чертить только ему понятные иероглифы.
«Значится, так! Что мы имеем? – Он задумался на несколько долгих минут. – Бобер... Ему что-то около тридцати двух лет, значит, в самой силе мужик. Опытный – два года срочной и восемь лет „куском“, последние два года за Речкой... Орден и две медали... А я-то за шесть лет всего две „висячки“ имею, хотя и не сидел по штабным кабинетам никогда... Это значит что? Это значит то, что он не боится идти на риск... Так! Дальше. Мастер рукопашного и ножевого боя, инструктор... Хреново! Теперь... Знает, кто за ним идет. Меня то есть. И неплохо знает. Знает, кто я такой. А это тоже хреново! Дальше... Что он имеет в арсенале? Первое: „АКСУ“ и „макарку“ Зямы. Значит, два рожка к автомату, менты – не армия, это шестьдесят патронов, и две обоймы к „ПМу“ – это шестнадцать раз пульнуть... Второе: холодное. Его любимое. Это его „территория“... Два ножа как минимум, один из них не самоделка зэковская, а отличный охотничий из зимовья, а возможно, что и три – у того, второго, зэка мы не нашли ничего. Что еще?.. Остальное он набрал из машины и из зимовья. Топор – раз. Шесть банок тушенки – из них можно соорудить как минимум двенадцать сюрикенов, да и мало ли еще чего, такие полосы крепкой жести. Да хоть наконечники для стрел!.. Бухта веревки, две катушки лески. Он ее уже и использовал на мой „салют“... Одет... Одет тепло – фуфайка своя, из зимовья меховой телогрей и вязаные носки прихватил, крепкие юфтевые сапоги с Зямы снял, сука!.. Остальное по мелочи... Короче говоря, этот ублюдок готов к длительному переходу по тайге, и он хорошо вооружен – это в минусах...»
Становилось заметно прохладно. Медведь поежился и, застегнув на все пуговицы свою самодельную куртку, натянул поверх одежды маскхалат.
– Прохладно становится... – обращаясь к самому себе, тихо проговорил он. – А замерзать сейчас нельзя... Мышцы задубеют – быстро не пойдешь...
Он подбросил в костерок несколько сухих веток валежника и стал кипятить воду для чая. Еще тогда, у зимовья, он подобрал пустую консервную банку из-под каши. Такие консервы тогда делали только для армии – гречневая каша с мясом – отличная, питательная штука. Но суть не в той съеденной кем-то каше, а в самой банке. Она была не плоская, а в форме обычного стакана, и вмещала ровно двести граммов. Они с Лешим, уходя из лесничества, совершенно не подумали о такой мелочи, как кружка. Вот Медведь и прихватил ту баночку, а она и пригодилась...
'...Так. Что мы имеем в плюсах? – продолжил свои мысли Игорь, прихлебывая обжигающий чай. – Я... Ну, про себя самого я все знаю... Я его моложе лет на восемь. Весь мой армейский опыт – опыт в войне. Это хорошо... Да и год службы в «Витязе» дал огромную школу – в отряде такому научили, что в ВДВ я, прослужив четыре с половиной года, о таком даже и не слышал, значит, не мог слышать и Бобер, а это тоже хорошо! Я его тяжелее килограммов на сорок – это может пригодиться, когда вязать его буду. Хотя... Его близко к себе подпускать нельзя, он все же мастер «рукопашки». Значит, мой вес все же – минус. Ладно,
