На журнальном столике стояла бутылка моего любимого Хенесси и лежала открытая коробка шоколадных конфет, крышка от коробки валялась на полу и в ней, как в пепельнице лежало десятка два окурков. Коньяка в бутылке было на донышке.
- Ты что, целую бутылку выпила? - удивился я.
- Легко.
Я взял крышку с окурками, отнес ее на кухню и выбросил в ведро. В ведре, заполненном мусором до самого верху, лежали осколки хрустальной пепельницы. Я взял из сушилки блюдце и вернулся с ним к
Вике. Она уже закурила очередную сигарету, пепел стряхивала прямо на палас. Я отнял у нее сигарету и затушил о блюдце.
- Если хочешь поговорить, иди в ванную. Прими контрастный душ, а я пока заварю кофе.
- Спинку потрешь?
- Потру, если хочешь.
- Не хочу. И в душ не хочу, - отказалась Вика, но в ванную ушла.
Вскоре я услышал, как полилась вода, и пошел на кухню варить кофе.
После душа Вика немного отрезвела, а кофе и вовсе привел ее в адекватное состояние. Я думал, что сейчас Вика начнет оправдываться и ластиться, как кошка, но ничего подобного не случилось.
- Даю тебе отставку, Колюня, - сказала она, закуривая. -
Продажная любовь закончилась.
- Почему так резко?
- Произошло кое-что, если ты помнишь. Артур умер.
- Ну и что? Нет, прости, я хотел сказать, какая связь между смертью твоего брата и нашими взаимоотношениями?
- Прямая. Пояснить?
Я промолчал.
- Ты думаешь, мне деньги твои нужны были? - Вика зло посмотрела мне в глаза. Я снова промолчал.
- Вот если ты так думаешь, то ты правильно думаешь. Да, мне нужны были твои деньги. Я брата своего любила… Для него и… Не знаю, может быть, я и тебя сначала любила. Ну, как же? Такой Мэн! Высокий, красивый, богатый! Уверенный! За таким, как за каменной стеной.
Только холодный ты! И не любишь никого. Наверное, и не любил никогда. Ты только деньги свои любишь!
'Неужели это так?', - подумал я. - 'Ерунда! Вика совершенно меня не знает. Я могу любить. Я любил когда-то!'.
- Слушай, детка…, - начал я, но Вика не дала мне говорить.
- Нет, это ты меня послушай, - сказала она. - Я терпела и никогда не говорила тебе этих слов, потому что хотела спасти братишку. Я хотела вырвать его из лап этих тварей, наркоторговцев. Наверное, у меня плохо это получалось, не спорю, но я… Я всего лишь слабая женщина. Вот если бы ты мне помог! Как я ждала от тебя, что ты решишь мне помочь, что я и мои проблемы, хоть чуточку станут твоими.
Как я этого ждала, Коля! Но тебе всегда было наплевать на то, о чем я думаю, чем живу, что хочу, что у меня болит. Ты - эгоист, Коля. Ты…
Я перестал слушать Вику. Я тоже закурил и ждал, когда она закончит клеймить меня позором. Я докурил сигарету до фильтра, а
Вика все говорила и говорила. Наконец, мне это надоело.
- Стоп! - прервал я ее монолог. - Хватит, Вика. Остановись. Ты мне уже рассказала, какой я плохой. Если хочешь продолжать, это бессмысленно. Я лучше не стану. Какой есть, такой есть. Ты хочешь расстаться? Хорошо, расстанемся. Переезжать к маме тебе не надо.
Завтра я дам команду своим юристам, они оформят эту квартиру на тебя. И завтра же Саша привезет тебе деньги, которые я обещал тебе дать на лечение Артура. Тридцать пять тысяч долларов. Артуру они уже не нужны, поэтому можешь считать эти деньги моим подарком к восьмому марта. Прощальным подарком.
Я не стал ждать Викиной реакции, встал, положил ключи от ее квартиры на журнальный столик, рядом с блюдцем, и ушел, бросив на ходу:
- Закрой за мной дверь.
Когда я спускался по лестнице, Человек Без Тела сказал:
- Мои соболезнования, Колян. Терять что-то всегда неприятно. Даже если это тебе не очень-то и нужно.
'Надо же?', - подумал я. - 'Для наших бесед уже не требуется погружения в какой-то вневременной и внепространственный континуум.
Мы можем разговаривать в любое время и при любых обстоятельствах?'
- Просто я почувствовал, что тебе нужна моя поддержка.
'Поддержка? А как же генеральная репетиция?'
- Ну…, - Человек Без Тела замялся. - Я немного преувеличил…
'Значит, в ближайшее время ад мне не грозит?'
- Насчет того, когда ты расстанешься с этим миром, ничего определенного сказать не могу, а насчет ада… Эх, Колян, Колян!
Если бы всех, кто совершал грехи, подобные твоим отправляли в ад, там бы давно уже ни одного вакантного местечка не нашлось бы.
'То есть, я попаду…'
- А этого я не говорил, - перебил меня Человек Без Тела. - Этого я не знаю. Я просто сказал, что грехи твои не такие уж и тяжкие. И вообще, куда ты попадешь, не мне решать.
'Мутный ты, Человек Без Тела', - подумал я.
- Ну…, не более мутный, чем ты, - парировал он.
7.
Сегодня была пятница, пятое марта. Четыре года назад умерла мама.
В этот день мы с отцом всегда ездили к ней на кладбище. А потом возвращались к отцу и поминали. Вдвоем.
Съездив с утра на работу и дав указание юристам заниматься переоформлением квартиры на Викторию Постникову, как я ей и обещал, я выгреб из кассы всю наличность и минут двадцать пообщавшись с вернувшимся из Клима Готлибом, уехал. Я попросил Сашу отвезти меня к отцу, а потом отправил его с деньгами к Вике. На кладбище мы с отцом поехали на его десятке. Давненько я не сидел за рулем! Только проехав полгорода, я стал понемногу привыкать к машине, стал ее чувствовать.
Оставив десятку у кладбищенских ворот, мы купили цветы в цветочном киоске, восемь красных гвоздик - четыре маме, четыре бабушке, и пошли к могилам. Дорожки не расчищались, все было завалено снегом. Хорошо, что у отца нашлись валенки и для меня. Я пошел первым, торя тропинку.
Обе могилки были в одной оградке, и там было оставлено место еще для одной, папа оставил его для себя. Мы положили гвоздики на могилы, немного постояли, молча покурили и пошли назад. У часовенки отец попросил остановиться. Часовенку эту построили прошлой осенью.
Она была совсем новенькая, белая, сверкала золотом куполов.
- Пойду, свечки поставлю, за упокой маминой и бабушкиной души, - сказал он.
Я удивился:
- А разве за маму можно свечку ставить? Она же не крещеная была.
- Можно, - ответил отец. - А с чего ты взял, что мама не крещеная?
- Я так думал…
- Мама была крещеной. И ты крещеный. Тебя бабушка окрестила, когда ты совсем маленьким был.
