своей тарелке. На его лице читалось смущение, и он наверняка понимал, что приглашен своей начальницей сюда в качестве статиста, что он был первым, кто просто-напросто попался ей на глаза.
Подошли они под ручку к столику, за которым одиноко сидел Сидоров, и Катерина, прищурив глаза, от чего стала похожа на японку, сказала с издевкой:
- А Светик твой не придет. У нее именно сегодня начались критические дни. Такая неожиданность! Ты огорчен, любимый?
Сидоров не стал оправдываться и врать, аккуратно положил на стол несколько купюр, расплачиваясь за не съеденный ужин, и молча вышел из ресторана.
Он завалился в казино и играл там в 'Блэк Джек' до середины ночи, опровергая народную мудрость, что если не везет в любви, обязательно повезет в картах. Проиграл он все, что у него было в бумажнике и еще тысячи полторы, которых в бумажнике не было. Карточный долг - святой долг. Сидоров пошел домой, чтобы взять из своего личного сейфа тысячи три зеленых - вернуть долг и продолжить игру. Катеринин
'Пежо' стоял во дворе, значит она дома. Спит, так думал Сидоров, тихо открывая ключом входную дверь.
Взяв деньги, он уже собирался уходить, как вдруг из спальни до него донеслись до боли знакомый протяжный стон. Это Катерина стонала, и явно не от боли. Она всегда так стонала, испытав оргазм.
Сидоров сразу все понял. Он присел на краешек дивана, трясущимися руками достал сигареты, закурил. В спальню он подниматься не решился, боялся увидеть то, что там происходило. Боялся увидеть
Катерину и того, другого, его приемника. Он не хотел их видеть. Надо было бы встать и уйти, но ноги не слушались. Он сидел, курил и чувствовал, как его душу заполняет холод, вытесняющий все, что там было до того, как он услышал этот стон. Сигарета быстро сгорала, пепел падал на ковер и на его брюки.
Катерина вышла из спальни, Сидоров услышал ее легкие шаги у себя над головой на втором этаже, и, пересилив себя, встал. Он хотел покинуть дом незамеченным, но Катерина, по-видимому, уловив запах табака, быстро спустилась вниз. Она была абсолютно голая. Ее красивое тело, на которое Сидоров никогда не мог смотреть без мгновенно вспыхивающего дикого желания, теперь вызвало в нем отвращение. Отвращение и какое-то удушье. Его чуть не стошнило.
- О, любимый! - притворно изумилась Катерина и странно улыбнулась, улыбка ее показалась Сидорову похабной. - Я думала, что ты закончишь игру не раньше четырех утра. А теперь только…, - она взглянула на большие пристенные часы с маятником, стоящие в углу холла, -
…только без четверти четыре. Неужели все деньги проиграл?
Сидоров не ответил. Он понимал, что ее слова - игра, что Катерина хотела этого, хотела, чтобы он застал ее с любовником. Чтобы больней! Чтобы насмерть.
Окурок припалил пальцы, Сидоров бросил его на пол и растер ногой.
- Зачем? - выдавил он из себя. - Зачем ты это сделала?
- Ты о чем?
- Брось. Я же не полный идиот.
- Полный, - возразила Катерина. - К сожалению… Только полный идиот может променять меня, - она резко и гордо вскинула голову и ее тугие, почти девичьи груди подпрыгнули вверх, как два теннисных мячика, - на смазливую малолетку.
Сидоров мог бы возразить, сказать Катерине, что он ей не изменял, и что он… Нет, это выглядело бы очень глупо, еще глупей, чем признаться в измене.
- И ты решила изменить мне в отместку, - пробормотал он.
- Изменить? Нет, дорогой, я тебе не изменяла, я просто решила тебя заменить. Хочешь узнать на кого?
- Нет. Не хочу, - ответил Сидоров.
- А я хочу, чтобы ты знал. Альфред! - громко позвала она своего любовника. - Спустись-ка в холл.
- Альфред? - удивился Сидоров. - Ты изменила не только мне, ты еще и вкусам своим изменила.
- Я тебе не изменяла, - повторила Катерина. - Мне некому было изменять. Ты перестал для меня существовать с того момента, как я узнала о твоих похождениях.
'О каких похождениях?!', - хотел закричать Сидоров.
- Если ты напряжешь свою память, ты вспомнишь мои слова, - продолжала Катерина, - которые я тебе сказала в день нашего венчания. Ну же, напрягись!
Сидоров помнил. Она сказала тогда ему в ответ на его клятву любить вечно, что никогда не простит его, если в его жизни появится другая женщина. Даже в том случае, если это будет с его стороны сиюминутным увлечением. И повторила по слогам: 'НИ-КОГ-ДА!'.
- А вкусы? - Катерина пожала обнаженными плечиками. - Не в этом дело. Альфред Молотилов прекрасный коммерсант и неплохим любовником оказался. - И добавила с язвительной улыбкой: - Кстати, лучше, чем ты, дорогой.
- Врешь! - выдохнул из себя Сидоров. - Врешь, тварь!
Катя снова пожала плечами и не ответила.
Альфред долго не спускался к ним, наверное, опасался быть покалеченным законным супругом Екатерины Великой. Наконец, он спустился по лестнице, полностью одетый, даже про галстук не забыл.
Сидоров критически посмотрел на новоиспеченного Катиного бой-френда. Такого соплей перешибить можно - тонкий и звонкий, с испариной на лбу и перепуганный насмерть.
- Алексей Алексеевич, я…, - начал Альфред, но Сидоров махнул в его сторону рукой.
- Помолчи, - жестко сказал он. - Ты никто, и звать тебя никак.
Доказать?
Еще что-то пытается вякать, задохлик! Сидоров и не думал его бить, чтобы унять злость он с хрустом сжал кулаки, а Молотилов, услышав хруст пальцев и увидев эти страшные кувалды, втянул голову в плечи и зажмурился, ожидая удара.
- Ну-ка, без этого! - спокойно сказала Катерина и встала между ними. - Альфред - мой муж. Это ты никто, Сидоров. Ты бомж, Сидоров.
И с завтрашнего дня безработный. Пошел вон из моего дома и из моей жизни!
Да! Правда! Катерина нисколько не преувеличивала, говоря 'вон из моего дома' - дом, который они выстроили, любовно распланировав расположение комнат, предусмотрев тысячи всяких штучек-дрючек, обеспечивающих различные удобства, был оформлен на нее. И фирма принадлежала ей. У Сидорова не было ничего. Ничего, кроме отметки в паспорте о том, что такого-то числа такого-то месяца такого-то года зарегистрирован брак с гражданкой…
Но не в штампе дело и не в правах Сидорова на половину нажитого совместно. Совершенно не в этом дело.
'Пошел вон, Сидоров!', звучал в его ушах голос Катерины, когда он навсегда покидал этот дом. 'Пошел вон из моей жизни!'.
Быть может, его душа умерла в тот момент, когда он услышал эти слова. Или чуть позже, через несколько мгновений, когда он перешагивал порог дома. Он слышал, как Катерина расхохоталась ему в спину. А может быть, этот смех ему просто померещился? Может быть, если бы он только смог заставить себя повернуться, он бы увидел, что в глазах его жены стоят слезы и что она не хохочет, а двумя руками зажимает себе рот, из которого рвутся рыдания и крик: 'Вернись,
Сидоров!'.
Но он не оглянулся. Он ушел навсегда.
Кроме кота Сидорова в дачном домике иногда навещали мыши. Они скреблись где-то под полом и в стенах. Иногда влезали из своих лазов и серыми комочками быстро прокатывались через комнату. Но вскоре мыши куда-то исчезли, потому что серый монстр решил здесь обосноваться всерьез и надолго. Он стал приходить каждый день и подолгу сидел возле кровати, глядел на Сидорова своими желтыми глазами, иногда противно орал. Не мяукал, как положено представителю кошачьего племени, а именно орал. На кухню кот ходил теперь редко, видимо все разведал и прояснил для себя в свои первые визиты.
Где-то через неделю в гости к Сидорову пришел капитан Мотовило, так он представился, следователь из районного отделения милиции. Как выяснилось, Катерина подала заявление в ментуру о пропаже мужа.
