Потерять любимую женщину, да еще при таких обстоятельствах! Потерять все - жилье, безбедное существование, привычный жизненный уклад. Сам-то он, Сидоров, оказавшись в подобном состоянии полгода кис на даче. Жить не хотелось. К тому же Сидорова никто не преследовал и не пытался убить…
- Пошли, мужики, - сказал Сидоров и решительно пошел прочь от бандитского джипа.
- А куда пошли-то, Ляксеич? - снова спросил Окрошка.
- Знаю я одно место. Там нас всегда примут.
- Бомжатник ментовской? - съязвил Окрошка.
- Монастырь.
- Монастырь? Так далеко же. Надо было тогда машину не бросать.
- Там пост ГАИ на выезде. Не проехали бы.
- Ляксеич, погоди. Зачем нам в монастырь. Из меня монах хреновый получится. И кормежка там скудная…Ляксеич, а Ляксеич? Если нам переночевать, так я одно местечко поближе знаю.
- Что за местечко? - не останавливаясь, спросил Сидоров.
- Подвальчик один. Там мой корешок живет, Юрка. Мы с ним раньше в одной коммуналке обитали. Пока нас оттуда один богатый торгаш не выпнул. Он старше меня, но как брат был, старший брательник.
Бывалочи возьмем с ним бутылек, баночку зеленого горошка откроем.
Или окрошечки сварганим. Посидим, душевно так!…Да тут и рядом совсем. На улице Грибоедова. Его, кореша моего, кстати, так и зовут
- Юрка Грибоед.
- Ну, хорошо, пошли к твоему Грибоеду, - согласился Сидоров.
В Юркиной конуре горел свет, он пробивался через дверные щели, освещая длинный и пыльный, заваленный всяким хламом коридор.
- Эй, Грибоед, встречай гостей! - крикнул Окрошка, вырвавшись вперед. - Спишь, что ли?
Окрошка распахнул скрипучую фанерную дверь и застыл на пороге, как вкопанный.
- Юрка?!!
- Что там? - спросил Сидоров, заглянув через Окрошкино плечо.
Поперек узкой не заправленной кровати лежал человек, вернее то, что раньше было человеком, бомжом Юркой Грибоедом. Худые Юркины ноги, обутые в старые солдатские ботинки, перетянутые телефонным проводом, чтобы не отвалилась подошва, покоились на полу и были вывернуты неестественно, острыми коленками внутрь, словно Юрка пытался что-то зажать между ними. На полу, у ног валялся пистолет системы ТТ.
Можно было бы решить, что Юрка мертвецки пьян, но в каморке душно пахло кровью и пороховыми газами. На стене над койкой на уровне головы сидящего на ней человека темнело бурое пятно, похожее на амебу. Кровь была и на ржавой спинке и, по-видимому, за койку ее натекло много, оттуда выползали темно-бурые, почти черные языки и смешивались с другой лужей, зеленоватой, кисло пахнущей.
Окрошка подковылял к трупу своего кореша и, примостившись рядом, стал толкать его, словно пытался разбудить.
- Юрка! А, Юрка! Ты чего? Кто это тебя? Юрка-а-а!
Окрошка поднял на Сидорова глаза, в них были слезы.
- За что его? Кому он помешал?
Сидоров пожал плечами и поднял с пола пистолет, понюхал дуло, повертел его в руках. ТТ, как ТТ, только старый - ствол и рукоятка потертые, в царапинах. На рукоятке узкая серебряная пластинка подарочного адреса. Гравировка затерта, не разобрать, что там было когда-то написано.
- А я видел этот пистолет, - сказал Альфред, встав рядом с
Сидоровым. - Не так давно.
- Да? Где и когда?
- В начале лета. Третьего июня. На дне рождения у Александра
Моисеевича.
- У какого Александра Моисеевича?
- У Шульмана. Это его пистолет. Он выпил лишнего, как всегда. Из ресторана пригласил нас с Катенькой к себе домой. Там еще добавил и в спальню ушел. Мы с Катенькой подумали, спать пошел, а он выходит и показывает нам пистолет. Говорит, купил по случаю. Вдруг, говорит, пригодится?
- А ты уверен, что это именно тот?
- Да вроде похож…, - Альфред взял тэтэшник, внимательно стал его разглядывать. - Да, точно он. Вот царапина на стволе. Возле мушки.
На том, что Шульман показывал, такая же была. А на пластинке заглавную букву 'Ш' разобрать можно. Катя еще посмеялась, посоветовала Александру Моисеевичу гравировку восстановить. Сказала, начальная буква твоей фамилии уже есть, осталось только продолжить, написать: 'Шульману А. М. за боевые заслуги перед Отечеством'. Или что-нибудь в этом роде…
- Шульман мертв, если верить Пархому, - задумчиво сказал Сидоров.
- Можно предположить, что Саша пришел к Пархому с этим тэтэшником.
Убить его Шульману не удалось, сам погиб, а орудие мести оказалось в руках Пархома или его отморозков. А если это так, то и Юрка Грибоед
- дело рук этого бандита.
- Кто такой Пархом? - спросил Окрошка с вызовом. - Бандит? Мне наплевать, что он бандит! Я уже двоих бандюков завалил. Я и Пархома этого завалю. Я его за Юрку…
- О Пархоме позже поговорим, - пообещал Сидоров. - А сейчас уходить надо.
- А Юрка? - Окрошка указал рукой на мертвого бомжа. - Его похоронить бы надо…
- Не с руки нам, Окрошка, похоронами заниматься. Друга твоего государство похоронит. Уходить нам надо. И в темпе. Вдруг Пархом ментам позвонил, что в подвале на улице Грибоедова труп? А пистолет оботри и брось, где лежал, - сказал Сидоров Альфреду. - Таскать с собой пистолет, зная, что из него убит человек, глупо. А если менты по нему на Шульмана выйдут…? Что ж, Саше уже все равно.
Когда Сидоров вслед за Альфредом вышли из Юркиной коморки,
Окрошка, задержавшись, якобы для того, чтобы проститься с другом, поднял с пола пистолет и сунул его за пояс под куртку.
- Как думаешь, зачем Пархом Юрку Грибоеда убил? - спросил Альфред у Сидорова на улице. - Что ему вообще от этого бомжа нужно было?
- Тебя искал, - уверенно ответил Сидоров. - Юрка-то ему и рассказал, что ты на 'Искре' живешь.
- А Грибоед откуда знал?
- Среди бомжей подобные новости быстро распространяются. Я виноват. Не нужно было тебя на 'Искру' вести. Надо было сразу к
Мотовило. Сейчас мы к нему и пойдем.
- Э, мужики! - окликнул их Окрошка, догоняя. - Мы куда сейчас?
- К одному правильному менту. Только я сейчас позвоню ему, предупрежу, что к нему гости.
Едва Сидоров достал из кармана мобильник, он запиликал сам.
- Ало. Это Николай Любимов, секретарь господина Самсонова, - раздался в трубке голос Николаши.
- Добрый вечер, - поздоровался Сидоров.
- Он не добрый.
- Что случилось?
- Андрей Валентинович просит вас, Алексей Алексеевич срочно к нему прийти. У нас несчастье. Владислав Андреевич скончался. Нам надо возвращаться в Таргань.
- Как он? - спросил Сидоров, имея в виду Самсонова.
- Плох. Сердце…
8.
Андрей Валентинович выглядел даже хуже, чем ожидал Сидоров.
