- Загасить костер сию же минуту! - еще издали приказывает он.
Оказывается, вот-вот командир дивизии Герой Советского Союза генерал-майор Сюсаренко должен появиться в личном дивизионном
'кукурузнике' над позициями своего соединения, чтобы проверить тщательность маскировки. Генерал знает, где что вкопано и закамуфлировано, он будет придирчиво искать: не выдает ли хоть что-нибудь присутствия людей на данной местности И вдруг заметит столб дыма… Да ведь это скандал, оббить вашу медь, солдатушки, бравы ребятушки. Ничего не скажешь, удружили, блин вам туда и сюда!
Кинулись мы гасить и затаптывать траву - и едва успели: над позициями показался самолет. Мы сами полезли в кусты и в заросли травы - к счастью, такой высокой и буйной в Приморье. Ну, обошлось…
Так начался новый этап подготовки к 'встречному бою'. Днем, в своем 'районе сосредоточения', мы спали в палатке (так до конца учений и сохранившей удушливый запах и слезоточивый эффект сергиенковского озорства!), а ночью, едва стемнеет, садились в бортовую машину и ехали куда-то километров за двадцать - на
'передовую'. Приезжали на указанное нам командованием место - где-то совсем близко от шахтерского городка Артема, и, таясь ('аки тать в нощи', вспоминались мне еще недавние мои институтские штудии по древнерусской литературе), всю ночь долбили кирками и ломами богатую гравием землю, выбрасывали лопатами грунт - готовили убежище 'в противоатомном отношении' для штабной машины. До сих пор не понимаю смысла этой операции: да если б настоящая война, враг нас неизбежно обнаружил бы - уже по одному стуку шанцевого инструмента о каменистую землю.
Утром, едва начинало светать, оставляли разрытую яму, садились в кузов машины и уезжали на прежнее место - отдыхать.
Правда, успевали и выспаться. И еще время оставалось, так что некуда было себя девать. Я, со своим пристрастием к чтению газет, как-то раз сам напросился сходить в штаб дивизии за свежей почтой.
Кто-то из начальства мне объяснил, как туда пройти: надо лишь поглядывать, куда ведет вьющийся по земле провод полевого телефона - он меня и приведет к штабу. Отправился я уже близко к вечеру, до места добрался засветло, а на обратном пути в сгущающихся сумерках потерял из виду провод и сбился с дороги. Один распадок был похож на другой, мне показалось - выхожу к своим, но издали заметил ошибку
(солдаты, возившиеся там, были мне не знакомы) - и свернул в сторону.
Но и они меня заметили и, 'проинструктированные до слез', приняли меня за 'вражеского' лазутчика. Ведь войска, участвовавшие в маневрах, были разделены на две группы, под звездочку на пилотке мы нашили специальный знак отличия 'наших' от 'не наших' - белую квадратную тряпочку… У солдат 'противника' тряпочки были круглые. Но меня, хотя по нашивке видно было, что 'наш', задержала целая гурьба сверхбдительных воинов и повела к своему начальству. В свежевыкопанной землянке меня встретил бравый офицер, проверил мою служебную книжку, объяснил, что зенитный полк - 'вот тут, рядышком', и я побрел наугад в полутьме. Вскоре наткнулся на запрятанный в землю и хорошо замаскированный танк - там возле него в яме, прикрытой ветками, кто-то возился.
- Слышь, друг, не знаешь, как мне к зенитчикам выйти? - спросил я наугад. Из укрытия вышел парень в комбинезоне и шлемофоне, по выговору - украинец, спокойно и обстоятельно объяснил дорогу. Точно следуя его указаниям, я шел и шел, как вдруг в еще более густой полутьме наткнулся на точно такое же укрытие, из которого ко мне вышел полчаса назад тот любезный танкист. Здесь тоже кто-то в яме возился.
- Эй, земляк, - снова крикнул я в темноту. - Не поможешь ли найти зенитный полк?
- Тю, мать-перемать нехай! - послышалось из недр. - Это опять ты?!
Сам не пойму, как это получилось, но я снова пришел на то же место, где совсем недавно побывал…
- Слушай, друг, покажи дорогу! - взмолился я. - А то опять вернусь!
Танкист добродушно ругнулся. Но пошел со мной по тропке и буквально через пять минут вывел меня прямо к нашей походной кухне.
Я еще и поужинать успел.
…Да, хотя я во время строевых смотров и откликался браво на приветствие 'Здравствуйте, товарищи разведчики!', но в следопыты явно не годился…
Так прошло дней десять походной жизни. После чего произошло событие почти чрезвычайное: нам - всей дивизии! - устроили баню.
Баня была не походная (такие тоже бывают), а стационарная, действовавшая в совхозном поселке, только очень маленькая. Самая настоящая баня, в которой было лишь два недостатка: во-первых, очень мало воды (на каждого приходилось не больше шайки), во-вторых, весь
'моечный зал' был рассчитан на пять-шесть человек, а запускали человек по двадцать враз. Мы, стоя каждый со своей шайкой воды, терлись друг о друга, а помыться как следует не могли. Да ведь и время поджимало - своей очереди дожидались следующие двадцать солдат.
Мой друг Петро Попович, который всегда искал, где бы выгадать и как бы сачкануть, а если поработать, то с приятностью для себя, и тут решил пристроиться: напросился топить баню, целый день торчал в кочегарке и время от времени, используя свое 'служебное положение', забегал в мойку, чтобы освежиться. К чему это привело - еще расскажу…
Так или иначе, баня внесла разнообразие в наш походный быт. Но основные события маневров пришлись на их последние дни.
Начальство нам декларировало заранее, что учения будут проходить
'в обстановке, максимально приближенной к боевой', с наименьшим количеством условностей и допущений, а также как бы с применением атомного оружия. Нам обещали в ходе 'боя' давать всяческие 'вводные' команды, то есть объявлять об угрозе с воздуха, химической атаке, атомном нападении со стороны 'противника'.
В один из последних дней маневров, рано на рассвете, полк был поднят по тревоге и маршем двинулся навстречу 'врагу' - 'в предвидении встречного боя'. Меня подполковник Данилевский
(начальник штаба полка) забрал в будку штабной машины, приказал развернуть там радиостанцию, и я (сейчас самому не верится, но так было!) /просидел в наушниках без сна и// //отдыха трое суток, / поддерживая связь с совершенно незнакомым корреспондентом в микрофонном режиме. По голосу его, все время одному и тому же, понял, что и его не сменяют. О еде совершенно не помню - думаю, ее мне приносили…
В этой машине мы приехали в аккурат туда, где наш взвод готовил по ночам (как оказалось, именно для нее) противоатомное укрытие.
Правда, если б и в самом деле атомная бомба взорвалась, нам с машиной пришлось бы плохо: за несколько ночей, сколько мы ни долбили всем боевым коллективом проклятый гравий, яму выкопали чуть повыше колес - вся будка торчала над местностью.
Я сидел у столика, как и всегда во время работы за станцией, в очках, которые в то время годились мне и для чтения, и для дали. То и дело в будку заскакивали офицеры, о чем-то переговаривались с сухощавым, молодцеватым подполковником (ему явно нравилась и собственная командная роль, и вся обстановка военной игры), снова выпрыгивали наружу. Вдруг возле машины что-то оглушительно хлопнуло, и не успел я понять, что это взрывпакет, при помощи которого лично мне по приказанию Данилевского создали 'обстановку, приближенную к боевой', как начальник штаба оглушительно рявкнул над моим ухом:
- Газы! Рахлин, газы!!! - и я, не будь дурак ('ужо продемонстрирую ему мою боевую выучку!'), выхватил из висевшего у меня на боку противогаза маску и стал ее напяливать себе на физиономию - прямо поверх наушников и очков! А она, конечно же, не надевается! И, конечно же, охваченный ревностным желанием проявить свою боеспособность, я не сразу понял причину такого поведения проклятого противогаза…
Бедняга подполковник чуть не лопнул на месте от хохота!
Долго - несколько часов - продолжался 'бой'. В один из его моментов подполковник вызвал меня на открытый воздух: полюбоваться имитацией ядерного взрыва. Над горизонтом мы увидели вспышку - конечно, не ослепительно яркую, как при настоящем атомном, а - красную, как солнце на закате. Но образовавшееся на месте взрыва темное грибовидное облако было похоже на то, что рисовали в брошюрах
