с корзиной в руках, говоря изредка: «Мисс Флейшбот, черт побери! Мисс Флейшбот!», пока не добрался до комнаты Барроу.
Исчезновение старухи чрезвычайно обеспокоило Гарда. Немедленно запрошенный по телефону ЦИЦ характеризовал Флейшбот как служанку мистера Барроу, выдал дату ее рождения и на этом умолк, что свидетельствовало о малом интересе к ней со стороны полицейского ведомства. Однако Гард не мог исключить и того, что Флейшбот была сотрудницей «Фирмы Приключений», специально приставленной к Барроу, и что после визита комиссара к Дорону ее тоже нельзя было оставлять в поле зрения полиции. Старуху, возможно, где-то укрыли, если не убрали, всякое могло быть, а без нее Барроу все равно не мог бы физически существовать, вот и придушили его на прощанье, чтобы «не мучился». Кстати, уж не сама ли «мисс» выполнила этот приказ?
С улицы Иностранных моряков комиссар решил ехать не домой, а сразу в управление. Барроу и Карне — всего лишь начало, надо ожидать продолжения, и лучше всего это делать у пульта дежурного по городу, тем более что надвигалась ночь. Нет, неуютно было Гарду в роли пассивного наблюдателя происходящего, но что он мог поделать, если пока не ухватил системы убийств, а потому не мог вычислить и предсказать дальнейшие ходы Дорона, без чего, естественно, не мог и предотвратить преступления. Ему ясно было одно: генерал чистит свои конюшни, убирая потенциальных свидетелей. Кто они? Где живут, где работают? Быть может, следующие на очереди у Дорона сотрудники «Фирмы Приключений», тем более что он с самого начала рискнул не какой-нибудь рядовой «стрекозой», а самим управляющим Хартоном? Возможно. Если возможно, то необходимо немедленно засадить Таратуру за список работников фирмы, выяснить их наличие, а затем организовать… как лучше выразиться: их охрану или слежку за ними? «Но скорее всего, — думал Гард, — убирали не сотрудников, а клиентов фирмы, причем не таких, как Фред Честер, которые, не выходя из кабинета управляющего, испытали невинные приключения, а таких, как Мэтьюз Барроу, то есть побывавших в глубине, в подводной части айсберга и вынырнувших „оттуда“».
Но если так, если Луи Карне полагать в одном списке с Барроу, он тоже, выходит, в свое время купил приключение без гарантии и ему тоже сохранили жизнь, которой теперь лишили? Но почему в таком случае Карне не значится в списках клиентов фирмы и его нет, да и не было, в составе молодцов Фреза и Гауснера?
Стоп! Гард даже резко затормозил и остановился посередине улицы, как будто движение «мерседеса» могло сбить его с неожиданно интересной мысли. А что, если предположить… Что, если Луи Карне все же один из девятнадцати? Мертвец, оживший под чужой фамилией, с чужими документами, с другим лицом и даже расставшийся с отпечатками пальцев?!
Прелюбопытно…
Кто там гудит сзади? Гард медленно тронул машину. Стало быть, Луи Карне, в прошлом гангстер, покупает у фирмы приключение без гарантии, а на самом деле — другую «чистую» жизнь. Да за это, откровенно говоря, не жаль заплатить! Есть тут логика? Есть. Вот он, секрет фирмы! Гард удовлетворенно засмеялся, но тут же прервал смех, подумав, что именно с таких проявлений, вероятно, и начинается помешательство, когда человек смеется наедине с собой, а затем, чего доброго, начинает сам с собой разговаривать вслух, уверенный в том, что имеет дело с прекрасным собеседником.
Надо ждать! — такова главная тактика на ближайшую ночь. Листочки уже есть, будут и ягодки. И временная пассивность комиссара полиции с лихвой компенсируется потом его утроенной активностью.
В оперативном зале Гарда уже ждал вызванный им прямо из машины по рации инспектор Таратура. «Интересно, если бы он схватился с Дитрихом, то чем бы закончилась схватка?» — некстати и мельком подумал Гард. Но тут на пульте в районе порта вспыхнула красная лампочка тревоги, и динамик хрипло проговорил:
— Господин комиссар, тут придавили одного! Машиной!
— Как придавили? — спросил дежуривший Робертсон. — Он жив?
— Да нет, вроде кончился… Треснули «кадиллаком», и с приветом, ни номера, ни цвета, а меня позвали, когда этот уже ни бум-бум…
— Что за рапорт?! — вспылил Робертсон. — Доложите по форме и без дурацких «бум-бумов»!
— Докладывает сержант Майлс, господин комиссар, извините, это я от волнения, — прохрипел динамик. — Понимаете, его прижали передним бампером к каменному забору порта и давили, пока он не кончился. Документы у него на имя Жака Бартона. По виду — лет сорок. Тут темно, я почти ничего не вижу…
— Так возьмите фонарь! — вмешался Гард, заражаясь раздражением комиссара Робертсона. — Что за тупость такая, Майлс? Гард говорит. Посмотрите на кончики пальцев погибшего. Видите их?
— Вроде вижу, господин комиссар.
— Розовые?
— Как вы сказали?
— Я говорю, подушки у каждого пальца розовые?
— Вроде розовые…
— Почему «вроде»? — взревел, не выдержав, Робертсон. — Вы что, Майлс, дальтоник?
— Как вы сказали, господин комиссар?
— Ладно, — тихо произнес Гард, обращаясь к Робертсону, — его уже не переделаешь. Пусть внимательно стережет труп, ему и этого хватит. Таратура, жмите туда со скоростью ракеты, осмотрите там все вокруг…
Через десять минут ЦИЦ выдал справку о Жаке Бартоне: коммивояжер, не женат, проживает в отеле «Холостяк» вот уже два с половиной года, шепелявит, в списке подозрительных личностей не значится, прежняя жизнь неизвестна. Короче говоря, снова человек «без биографии», снова появился в городе не более чем три года назад и снова с прооперированными пальцами. Жгучее подозрение Гарда начинало подтверждаться: уже трое из злополучного списка девятнадцати гангстеров! Неясно только, кем были Карне и Бартон в той жизни, какие имели фамилии и в чьих «бригадах» находились — Гауснера или Ивона Фреза.
Кто следующий?
Следующим стал некий Пуа, Арнольд Пуа, актер вспомогательного состава труппы, обслуживающей ночной кабак «Спать не дадим!». Умер прямо на сцене, изображая вместе с пятью танцорами варьете таборных цыган. Они танцевали с кубками в руках, в которые им налили подкрашенный тоник, и танец назывался «Десять глотков вина». На первом же Пуа схватился за горло и рухнул так естественно, что публика даже зааплодировала. Однако Пуа больше не встал. Его отнесли за кулисы, танец продолжали оставшиеся пять «цыган», а владелец кабака позвонил в полицию. Экспресс-анализ, сделанный прибывшим на место Симпсоном, категорически определил в кубке Арнольда Пуа цианистый калий. У актера были розовые подушки на пальцах, а в кабак он устроился всего год назад.
Варфоломеевская ночь продолжалась. Гард понимал, что пора действовать: из девятнадцати свидетелей — а в том, что это были именно «свидетели», можно было уже не сомневаться — теперь оставалось на четыре человека меньше. Если католикам не удалось в одну ночь вырезать всех гугенотов, то нынешним обладателям «длинных ножей». Гард был уверен, это удастся.
И действительно, за остаток ночи и часть дня преступления сыпались как из рога изобилия. Количественно они более или менее укладывались в обычную статистику, характерную для многомиллионного города, однако качественно были так же необычны, как если бы все погибшие и исчезнувшие были рыжими или родившимися в один день одного года, — на сей раз это были люди «без биографий», не более как три года назад появившиеся в городе, — ровно столько существовала и «Фирма Приключений»! — при этом сменившие, как один, отпечатки пальцев. Да так изощренно, что папиллярные линии, вопреки обыкновению, не восстановились через несколько лет! Не иначе как преступники воспользовались какой-то очередной новинкой научно-технического прогресса…
Гард ломал голову, совершенно не представляя себе, что делать и как быть. Надежда на то, что Дорон и его люди впопыхах «наследят» и тем самым себя выдадут, пока не оправдывалась. Комиссар, в обязанности которого входила и входит поимка преступников во имя последующего их наказания, теперь должен был этих гангстеров спасать. Спрашивается: как? Не идти же опять к Дорону, не становиться перед ним на колени и не молить о пощаде этих — увы, не скажешь безвинных — людей!
Окончательная сводка за минувшие ночь и день дала такие сокрушительные результаты: пять
