и славные, когда спят!
Зеленоглазая посулила доплатить за важные новости. А тут уж — важнее некуда! Лишь бы ничего не перепутать... Значит, так: еще засветло высокая грайанка ушла из дому, а в сумерках ввалились какие-то трое... Спутник грайанки был один дома — вот его и утащили, в ковер замотали... Командовал злодеями такой длиннорукий коротышка с сиплым змеиным голосом...
Набросив на голову платок, по-вдовьи закрыв лоб до бровей, Вахра-вэш выскользнула на улицу.
Чинзур не обратил внимания на пробежавшую мимо женщину. Бездна все еще не выпускала душу заглянувшего в нее человека.
Но постепенно сквозь бездумную радость спасения проступило осознание чего-то скверного...
Ну, конечно! Он опять упустил Илларни. А здесь вот-вот появятся люди Хайшерхо! Ему было сказано: колючкой прицепиться к одежде звездочета! А теперь... Теперь бежать! Удирать, прятаться, спасать свою шкуру...
Поздно! Из-за поворота показались двое. Идут твердо, уверенно, направляются к калитке, откуда только что вышли кхархи-гарр.
Чинзур робко приподнял голову, украдкой бросил взгляд на остановившихся рядом с ним прохожих. Да один из них, кажется, старик! Это еще кто такие?
Сумерки накинули на Чинзура плащ-невидимку. Двое у калитки то ли не заметили прижавшейся к серому забору серой фигуры, то ли не сочли ее достойной внимания.
— Здесь, — негромко сказал по-грайански старик красивым бархатным голосом. — Может, мне пойти первым? Не наделал бы ты глупостей...
— Нет! — хрипло ответил молодой, и Чинзур сжался от заклокотавшей в воздухе ненависти. — Тебе нужен ученый — забирай его. Но самозванец — мой! Сейчас! Немедленно!
— Глупец, ведь ученого здесь еще нет! Мы выйдем на него через эту парочку! Прошу, не торопись...
Голоса стихли за калиткой, конец спора остался загадкой для Чинзура. Но ему и некогда было размышлять о чужих тайнах. Из-за угла вывернулись еще пятеро — здоровенные, плечистые, при оружии. Один из них остановился над Чинзуром:
— Нас прислал Дагхи... Дичь на месте?
Чинзур растерянно молчал. Наррабанец оглядел пустынную улочку:
— А почему калитка нараспашку?!
Сильные руки сгребли Чинзура за грудки, подняли в воздух.
— Упустил добычу, гад грайанский? Я ж тебя прямо тут... своими руками!
Вторично почувствовав дыхание Бездны, Чинзур махнул рукой в сторону распахнутой калитки.
— Там... оба... — прохрипел он. Страшные лапищи разжались.
— Так бы сразу и сказал... Вперед, ребята. Да поосторожнее: молодой здорово дерется. Нашему Дагхи врезал хуже, чем оглоблей! Если схватится за меч, успокойте его колючкой рухху.
— А ты? — спросил один из наррабанцев.
— У калитки останусь: вдруг они от вас ускользнут и на улицу бросятся.
Чинзур чуть не взвыл от разочарования: он-то надеялся, что все уйдут в дом, а он тем временем сумеет удрать...
— Хайшерхо велел поторопиться, — сказал наррабанец, глядя во дворик. — Не знаю как, но храм Гарх-то-Горха тоже про звездочета пронюхал. Уж они-то рады сами такое преступление раскрыть...
— Звездочет — это по их части: оскорбление Единого... — вяло отозвался Чинзур, чтобы хоть что- нибудь сказать.
Ответить наррабанец не успел: маленький отряд победоносно возвратился.
Двое тащили связанного старика с костистым худым лицом и темными колючими глазами. Он смахивал на вытащенного из норы хорька. Его спутник обмяк в крепко держащих его лапах. Лицо его побелело, глаза закатились. С бьющимся сердцем Чинзур узнал действие шипа рухху. Если колючкой этого пустынного растения хотя бы оцарапать кожу, человек на время потеряет власть над своим телом. Ощущения весьма неприятные. Чинзуру как-то довелось испытать это на себе...
— Ну? — грозно спросил тот из наррабанцев, кто был старшим в маленьком отряде. — Они?
Что оставалось делать Чинзуру?
— Да! — твердо ответил он, в душе благодаря Безликих за то, что они прислали сюда людей, которых можно выдать за упущенную добычу.
Наррабанец повеселел.
— Идем с нами, Хайшерхо простит и наградит тебя.
— Я погляжу за домом, — поспешно возразил Чинзур. — Может, вернется баба, что здесь жила...
— Оставить тебе кого-нибудь в помощь?
— Еще чего! Что я, с женщиной не справлюсь?
— Ну, смотри... Если к утру не вернешься, пришлю кого-нибудь тебя сменить.
«А если я останусь здесь до утра, — думал Чинзур, глядя вслед удаляющемуся отряду, — пусть меня за мою дурость шакалы в пустыне сожрут!»
22
Переулок был глухим; не переулок даже, а тупик: в него выходила лишь одна калитка. Со всех сторон мрачно молчали высокие грязно-серые заборы.
Калитка противно заскрипела, открывая взгляду крошечный замусоренный дворик. Орешек вздрогнул: ему показалось, что сумерки, сгустившиеся в тупичке, темным облаком выползли именно из этой калитки. Словно сама ночь сидела взаперти во дворике, дожидаясь, когда ее выпустят...
Отогнав глупые мысли, Орешек шагнул во дворик. Сахна уже возилась с замком, висевшим на двери дома.
— Пришлось запереть, — оглянулась она через плечо. — Дом на отшибе, люди здесь недобрые, а госпожа совсем беспомощная, шагнуть не может. Я ей даже огонь не стала оставлять, она вздремнуть собиралась. О-о, вот!
Замок подался, дом зевнул гнилой челюстью двери.
— Заходи, господин. Нурайна-шиу на женской половине. А я светильник зажгу, он в печурке припрятан.
Сахна отошла к стоящей в нескольких шагах от дома круглой печурке, а Орешек перешагнул порог и остановился в тусклом пятне падающего со двора вечернего света.
Затхлый, пыльный запах помещения, где давно никто не живет. Видно, не вчера сестрица Сахны переехала к родственникам мужа.
Орешек вспомнил, с каким трудом открывала Сахна замок, и неприятное предчувствие царапнуло его душу. Захотелось сейчас же уйти отсюда.
Окликнуть Нурайну? Орешек уже набрал в грудь воздуха, но что-то заставило его промолчать. Словно сам дом, как большой темный зверь, подобрался, оскалился и беззвучно зарычал на него.
Да где там эта Сахна с ее светильником?!
Орешек нетерпеливо обернулся к светлому прямоугольнику входа. И тут что-то лязгнуло, тяжело обрушилось сверху, тупо ударилось о порог — и светлый прямоугольник расчертили черные квадраты.
Ржавая железная решетка преградила Орешку выход.
Сахна подошла к решетке. На круглом лице не было злорадства. Пожалуй, оно было даже сочувственным.
— Зря ты это, господин, — сказала она негромко. — Разве можно спорить со Светочем? Твоя женщина все равно уже во дворце. А теперь ты погибнешь.
А темные глаза досказали откровенно: «Такой молодой, красивый... жаль...»
