могла оказывать вліяніе иногда даже помимо желанія челов?ка, его произносившаго; произносимое же съ изв?стнымъ нам?реніемъ, оно какъ бы усиливалось въ своемъ вліяніи и становилось опаснымъ орудіемъ.
Каковы же были эти устные заговоры, ходившіе въ разныхъ слояхъ русскаго общества въ XVII в?к?? Не было ли какой нибудь опред?ленной разницы между городскимъ и сельскимъ заговоромъ? Судебныя бумаги даютъ н?которую возможность отв?тить на эти вопросы уже потому, что он? подробно описываютъ, въ какой обстановк? и при какихъ обстоятельствахъ произносился тотъ или другой заговоръ, кто и съ какой ц?лью приб?галъ къ волшебной заговорной р?чи, и тщательно излагаютъ ихъ. Эта тщательность записи объясняется т?мъ, что „заговорныя“ р?чи были исходной точкой судебнаго д?ла и возд?йствовали на его окончательное р?шеніе. Если устанавливалось, что заговорныя р?чи были причиною бол?зни или смерти, он? опред?лялись, какъ вредоносныя, и навлекали на знающаго ихъ суровую кару. Но, различавшіеся по своей внутренней сил?, устные заговоры со вн?шней стороны по своему строенію были похожи между собою: по большей части они отличались несложностью содержанія и краткостью изложенія; это простое, но опред?ленное выраженіе какого нибудь желанія, иногда усложненное сравненіемъ: „чтобъ-де бы имъ до замужества т?ми руками ни ткать, ни прясть“ 2); „какъ мертвый не вставаетъ, такъ бы онъ не вставалъ; какъ у того мертваго т?ло пропало, такъ бы онъ пропалъ вовсе“; „каковъ-де тяжелъ столбъ, такъ-де бы и попадь? было тяжело“ 3); „какъ духъ
по св?ту ходитъ, такъ и ты бы отошелъ по св?ту“ 1); „какъ люди смотрятся въ зеркало, такъ бы мужъ смотр?лъ на жену, да не насмотр?лся; какъ-де тое соль люди въ ?ств? любятъ, такъ бы мужъ жену любилъ“ 2). Простота приведенныхъ заговорныхъ реченій заставляетъ предполагать, что многія изъ нихъ составлялись тотчасъ же, какъ только въ нихъ являлась нужда, и представляли собою непосредственное отраженіе того или другого душевнаго состоянія. Такое заговорное реченіе въ большинств? случаевъ связывалось съ какимъ нибудь д?йствіемъ; такъ заговоръ на погибель челов?ка соединялся съ хожденіемъ на могилу за землею: „ходила… Овдошка ночью на погостъ, имала съ могилы землю и ту землю съ приговоромъ давала пить“… 3) „Аринка украла у попадьи кокошникъ да подубрусникъ… свекровья ея вел?ла положить подъ столбъ и говорить: „каковъ-де тяжелъ столбъ, такъ-де бы и попадь? было тяжело“.
Повидимому и д?йствіе при заговор? не отличалось сложностью и совершалось въ узкихъ пред?лахъ повседневнаго быта съ помощью предметовъ, по существу совершенно безопасныхъ. Между т?мъ д?йствіе при заговор?, подобно сопровождающимъ его р?чамъ, по внутреннему своему значенію было опаснымъ и страшнымъ, и трудно р?шить, что пугало больше, слова или д?йствія, совокупность ли ихъ. Н?которые поступки и безъ заговорнаго реченія являлись страшными по ихъ сл?дствію; вышеупомянутый попъ Давидъ такъ жаловался въ судъ: „Объявились у меня…. въ изб? за потолкомъ въ углу заткнуты коренья и земля“… И въ распрос? обвиняемый сказалъ: „Затыкалъ за потолокъ… для того, чтобъ онъ, попъ Давидъ, со всею семьею сохли и отъ той сухотной бол?зни они померли“ 4). Крестьянинъ идетъ къ воевод? съ жалобой на то, что „…онъ, Тимошка о свадьб? испортилъ его сына .. Мишку .. вышелъ изъ своихъ воротъ
и кинулъ подъ него щепку“… 1). Розыскное д?ло въ Преображенскомъ идетъ по поводу того, что „Петрова-де жена Волынскаго, Авдотья еретица, какъ была вдовою, ходила въ Преображенское… и вынимала Государевъ сл?дъ землю… до перваго до Азовскаго похода по присылкамъ изъ Д?вичья монастыря отъ царевны Софіи Алекс?евны…“ 2) Съ приставомъ приводятъ „разорителя и волшебника“ на Луки Великія, на котораго бьютъ челомъ въ томъ, что онъ„ разорилъ насъ, холопей твоихъ, заломалъ… въ отчемъ… сельц?… рожь“ 3). Крупное и затяжное д?ло возникаетъ изъ-за того, что дворцовая мастерица Дарья Ламанова „зженныя своей рубашки пепелъ сыпала на сл?дъ государыни царицы и великія княгини Евдокеи Лукъяновны“ 4), изъ-за чего произошла „въ ихъ государскомъ здоровь? пом?шка“. Несложность волшебнаго д?йства и простота сохранившихся заговорныхъ реченій очевидно могутъ быть объяснены т?мъ, что какъ то, такъ и другое должны были свершаться быстро, украдкою, подъ страхомъ кары: не было времени усложнять д?йствія и р?чи, приходилось выбирать такія слова и совершать такіе поступки, которые своею опред?ленностью и отчетливостью прямо бы вели къ ц?ли.
Но приведенныя краткія заговорныя реченія не исчерпываютъ вс?хъ устныхъ заговоровъ; судебныя д?ла сохранили и такіе, которые отличаются бо?льшею сложностію; такъ, наприм?ръ, записаны при судебномъ допрос? сл?дующіе устные заговоры отъ бол?зни: „На мор?-окіян?, на остров? Буян? стоитъ сыръ дубъ кр?пковистъ, на дубу сидитъ чернъ воронъ, во рту держитъ пузырь и слетаетъ съ дуба на море, а самъ говоритъ: ты, пузырь, въ вод? наливайся, а ты, кила, у него развымайся“ 5), или: „Утиши самъ Христосъ въ челов?к? бол?знь сію, да Уваръ Христовъ мученикъ, да Иванъ Креститель,
да Михайла Архангелъ, да Тихонъ святый“ 1). Зд?сь мы уже им?емъ одинъ заговоръ, снабженный эпическимъ введеніемъ, другой, облеченный въ молитвенную р?чь; какъ одно, такъ и другое осложненіе указываютъ на изв?стную обработку заговора и позволяютъ предположить, что устныя заговорныя реченія были неодинаковы, и разм?ры ихъ такъ же, какъ обработка, завис?ли, в?роятно, отъ лица и случая. Лица, хранившія заговоры, употреблявшія ихъ и обучавшія имъ, разнообразны. Судебныя д?ла всегда точно обозначаютъ, к?мъ былъ произнесенъ заговоръ и отъ кого онъ ведетъ свое начало, иными словами, возстановляютъ путь заговора. Это возстановленіе производилось допросомъ и пыткою, и показанія, иногда ложныя, всл?дствіе растерянности и страха, въ большинств? случаевъ вскрывали картину распространенія заговора и обрисовывали т?хъ, кто обладалъ знаніемъ волшебныхъ р?чей. Судебныя д?ла XVII в. свид?тельствуютъ, что волшебство и заговоръ не были принадлежностію непрем?нно одного какого-нибудь опред?леннаго круга людей или какой-нибудь отд?льной личности; заговоръ былъ нуженъ и въ город? и въ деревн?, при царскомъ дворц? и въ крестьянской семь?, при удобномъ случа? ему вс? учились, и весьма многіе его знали. Заговоръ хранился въ семьяхъ: мать передавала его дочери, свекоръ или свекровь – нев?стк?, сестра – сестр?; волшебныя слова и д?йствія передавались между односельчанами; иногда учителями были инородцы: „А въ роспрос? Мар?ица говорила… учила-де ее волшебству Шацкаго у?зда села Брехова новокрещенныя мордовки Наровка да Улевка“ 2). Заговору могъ выучить случайно прохожій челов?къ; „…а съ пытки онъ (Иванъ Мучниковъ) говорилъ….. училъ всякому волшебству
волшебству. На
