— Но ведь глупо, согласись?
— Но он-то так не считает!
Лиля только плечами пожала.
Они стояли на перроне. На Полину Сергеевну пялились и отъезжающие и провожающие.
— Ой, извините, это вы? — спросила какая-то тетка в платочке.
Полина Сергеевна улыбнулась обворожительной улыбкой.
Женщина расплылась, погладила рукав любимой артистки и выдохнула:
— Ой, какое счастье, что я за вас потрогалась!
С этими словами она ушла.
— Мам, тебя это не раздражает?
— Нет. Даже приятно. Ко мне слишком поздно пришла эта популярность, и я счастлива. Пока никаких неприятных эксцессов не было. Так что…
— Мамочка, давай прощаться, две минуты до отхода.
— Да, Лилёнок, что я могу сказать? Будь счастлива! А я с «Кинотавра», возможно, прилечу в Москву, тогда и повидаемся.
Они обнялись, расцеловались. Лиля вошла в вагон. Поезд тронулся.
— Девушка, — обратилась к ней проводница. — Это ж Полина Беркутова?
— Да.
— Ваша мама?
— Мама, — улыбнулась Лиля.
— Ох, ведь уж не молоденькая, а красивая жуть… А вы совсем на нее не похожи, хотя тоже ничего, миленькая. Но до матери далеко! Ой, вы не обижайтесь!
— А я и сама знаю, мне до мамы далеко! — засмеялась Лиля и пошла на свое место.
Артем утряс дела и поехал на дачу, к дочери. Он волновался как перед самым ответственным экзаменом. Навстречу ему, виляя хвостом и радостно взлаивая, выбежала Уважуха.
— Привет, собака! — сказал он.
В ответ на эту фразу Уважуха всегда начинала восторженно стелиться по земле и визжать.
Он вдруг успокоился.
— Вероника! Ты где?
Из-за дома выглянула нянька Надежда Митрофановна.
— Артем Васильевич! Мы вас сегодня не ждали!
— У меня выбралось несколько свободных часов, вот я и решил махнуть к вам. А где Вероника?
— Она там Респекту колтуны выстригает. Он, зараза, только ей дается, меня не подпускает.
— А, дело хорошее, полезное. Надежда Митрофановна, как у вас тут?
— Да вроде все спокойно, Артем Васильевич. Что-то стряслось, Артем Васильевич?
— Стряслось, стряслось. Вернее, может стрястись…
— Нешто вы жениться надумали, Артем Васильевич?
— Надумал, Надежда Митрофановна.
— Ох, грехи наши тяжкие… — вздохнула пожилая женщина. — Оно, конечно, хорошо, такому мужчине плохо одному, да вот… Ох, как вспомню ту историю…
— И не говорите. Только, знаете, я пришел к выводу, что права была Вероника. Права. И я даже рад теперь, что тогда так обернулось… Но сейчас совсем другой случай. Другой человек. Мне кажется, она… Лиля… сможет найти общий язык с Вероникой… Ну, а если нет…
— То что? — испуганно спросила Надежда Митрофановна.
— То я приму меры. Нельзя позволять девчонке ломать жизнь взрослым людям. Ничего, привыкнет…
— Артем Васильевич, знаете, мне кажется… если вы сейчас предупредите Нику, будет хуже… Она заранее возненавидит вашу… невесту. Лучше вы познакомьте их как-то невзначай… ну там, в театре или еще где… Вы пойдите туда с Никой, а ваша знакомая как будто случайно там окажется.
— Господи, какой я идиот, Надежда Митрофановна! — хлопнул себя по лбу Артем. Так и вправду в сто раз лучше. А скажите, куда бы ей хотелось пойти?
— На выставку кошек! Она уж говорила, что хочет. Вы ей сами предложите, выставка в конце недели будет. Время терпит?
— Да. Разумеется, — безумно обрадовался он. — Спасибо, спасибо вам огромное, вы мудрая женщина.
— Папа, смотри, какой я колтун выстригла! — выбежала из-за дома Вероника.
— Ничего себе колтунище! Но ты наверное редко его чешешь, вот он и свалялся, — целуя дочь, попенял он ей.
— Ничего подобного! Я каждый день чешу, а он все равно умудряется! Пап, я чего хотела спросить… В субботу в Москве будет выставка кошек, можно мы поедем туда с Надеждой Митрофановной, я там у специалистов спрошу, как быть с колтунами. Я смотрела в Интернете, но это не то, что поговорить со специалистом.
— Почему же нет, пожалуйста.
— Ох нет, Никочка, я в субботу не смогу, мне к сестре надо, давно обещала.
— Да? Тогда я сам с тобой поеду! Никогда не был на выставке кошек! А потом пообедаем в ресторане.
— В «Мак-Доналдсе»!
— Ужас! А в другом нельзя?
— Нельзя!
— Ладно, так и быть!
— Вот здорово, папа! У тебя что ли суббота свободная?
— Вообще-то нет, но Надежда Митрофановна попросила отпустить ее к сестре. И я освободился.
— Ура!
Он провел с дочерью два часа и уехал, чрезвычайно довольный, во-первых, тем, что рядом с дочкой добрая и мудрая женщина, а во-вторых, ему казалось, что теперь все получится.
Лиля надеялась, что в дороге ей опять удастся уснуть, но напрасно. И чего я так волнуюсь? Ну не придет он на вокзал и что? Моя жизнь кончится? Нет, разумеется. Она станет хуже? Неизвестно, может и наоборот. Я же его совсем не знаю. Он мне нравится? Очень. Но это не смертельно! Целуется он классно, и все-таки это еще ни о чем не говорит. Замуж я не стремлюсь, тем более у него дочь, и судя по всему, отнюдь не подарок. Тогда в чем дело? Да, лучше бы он не приехал на вокзал. Спокойнее.
Но едва поезд остановился, и на платформе грянула песня Газманова о Москве, она увидела его с огромным букетом крупных садовых ромашек. Как ему идут ромашки, мелькнуло у нее в голове.
— Лиля! — он выхватил у нее чемодан и сумку, поставил на перрон. Обнял ее: — Ну, здравствуй, родная моя!
— Привет, — пролепетала она.
— Я соскучился! Какая ты красивая… Самая красивая на свете!
— Это спорный вопрос, — засмеялась она. — Вон проводница считает, что по сравнению с мамой я так себе… миленькая.
— Она дура, ничего не понимает! Ты похожа на Бэмби… Нет, ты похожа… Ты ни на кого не похожа, — шептал он восторженно, совершенно позабыв, что они стоят на перроне.
— Артем, пусти! Кругом же люди…
— Ох, извини… Я с ума сошел от радости, когда тебя увидел. Ничего, что я купил ромашки? Ты не обиделась?
— На ромашки? — засмеялась она. — Обожаю ромашки.
— Я думал купить розы…
— Нет, ромашки лучше… Вот сядем в машину, я погадаю…
