колонизатора. Ему бы здорово подошел пробковый шлем…
— Анна Евгеньевна, здрасьте!
— Привет, Лилечка, тортика хочешь? Вкуснейший!
— Хочу, спасибо! А чайку нальете? Ох, и правда вкусный… Анна Евгеньевна, я к вам за рукописью Ахметшина.
— Ты его будешь вести?
— Да.
— Роскошный мужчина. Но сфинксоватый.
— Как? — рассмеялась Лиля. — Сфинксоватый? Классное словечко!
— Тебе как лучше, дискету дать или распечатку?
— Распечатка есть?
— Есть. Вот, в синей папке возьми.
— А вы уже прочли?
— Да.
— И как?
— Понимаешь, интересно, жуть, прямо современный Джек Лондон. Подредактировать, конечно, нужно, но не катастрофа. Думаю, пойдет на ура. Понимаешь, в этом есть что-то настоящее. Он не мудрствует лукаво, а просто пишет о том, что с ним было, ну и присочиняет, конечно. Кстати, как начинает присочинять, сразу хуже, но читатели вряд ли заметят. Короче, это, конечно, автор одной книги. Он ни в коей мере не сочинитель. Кстати, постарайся ему это объяснить, а то ты же знаешь наших. Заключат с ним договор на пять книг сразу! А он либо опозорится со второй книгой, либо найдет негра. И ничего хорошего все равно не выйдет.
— Ну, я не думаю, что он стремится в писатели. Он эту книжку в тюрьме написал, от нечего делать.
— Да ты что!
Лиля доложила Марине о разговоре с новым автором.
— Что ж, молодец, сразу начала креативить! Знаешь, у тебя что-то здорово бледный вид. Вот что, езжай-ка домой, читай новоявленного Лондона, а завтра встреться с ним и подготовь план. Начальство берет за горло.
— Как обычно. Вчера главным был Костяникин, а сегодня уже Ахметшин. Так и свихнуться недолго. Ну, я тогда пойду?
— Иди!
Лиле нетерпелось начать читать. Вот интересно, он написал что-то о маме?
Она рассчитывала почитать в метро, но в вагоне было слишком много народу, всю дорогу пришлось стоять. Она купила у метро килограмм розовой черешни, два баклажана, потом зашла в магазин и купила полкило любимого адыгейского сыра. Баклажаны она нарезала и разложила на решетке аэрогриля, предварительно смазав их подсолнечным маслом. И даже облизнулась, так ей вдруг захотелось есть. Баклажаны пекутся двадцать минут, может, начать читать? Нет, лучше сначала поесть, а потом уже браться за чтение. А позвоню-ка я Милке, пока пекутся баклажаны.
— Мил, это я.
— Ты на работе?
— Я тебе сейчас такое расскажу…
— Артем прозвонился?
Тут Лиля вдруг отдала себе отчет в том, что увидев Рината, ни разу даже не вспомнила об Артеме. И вся любовь?
— Да нет, он не звонит, ну и Бог с ним.
— А что случилось?
— Мне сегодня дали нового автора.
— Кого? Я знаю?
— Как автора точно не знаешь.
— А как кого знаю?
— Ну, ты о нем много слышала…
— Слышала вообще или слышала от тебя?
— От меня и вообще…
— Лилька, ты зачем меня интригуешь?
— Интересно, угадаешь ты или нет.
— Ладно, попробую, — включилась в игру Мила. — Он известный автор?
— Нет. Это его первая книга.
— Да, главный вопрос, это мужчина или женщина?
— Мужчина.
— Молодой?
— Зрелый.
— Зрелый понятие растяжимое. От двадцати пяти до пятидесяти… Ты с ним раньше была знакома?
— Была.
— Он красивый?
— Очень.
— Лилька, неужто Ахметшин?
— Фу, как ты быстро угадала!
— Лилька, это правда?
— Чистейшая!
— И как вы встретились?
— В кабинете у Вовы. Но он меня не узнал!
— Ни фига себе… Ты уверена?
— На сто процентов.
— Ты расстроилась?
— Наоборот, обрадовалась.
— Понимаю, так интереснее. Но с чего он решил податься в писатели? Ты ж говорила, что он живет в Южной Африке.
— Ничего не могу тебе сказать, пока не знаю. Разве только, что книгу эту он написал в норвежской тюрьме.
— Круто! Лилька, как романтично! Сюжет — зашибись!
— Да, у меня аж дух захватило! Он уже пригласил меня пообедать с ним.
— Обалдеть! Тогда почему ты со мной болтаешь, самое время обедать или уже пообедали?
— Нет, я сейчас поем, и буду читать его книгу, говорят, жутко интересно, А вот завтра мы с ним обедаем.
— Лилька, умереть — не встать! У тебя небось все мысли об Артеме из головы вылетели?
— Это правда.
— И слава Богу! Хотя для брака такой тип, как этот татаро-монгол…
— Мил, да к черту все браки! Не хочу даже думать о таких вещих!
— Но как же он мог тебя не узнать?
— Да он на меня и внимания никогда не обращал, к тому же я сейчас блондинка, и вообще, мне тогда было семнадцать. А ты можешь вообразить, сколько баб у него было за эти годы, да и вообще, может, у него плохая память на лица.
— И тебе ни на секундочку не было обидно?
— На полсекундочки.
