предшественники Христа суть «воры и разбойники» в отношении личности, поскольку они проповедовали ее упразднение в человеке. В противоположность этому Христос также говорит: «Я пришел для того, чтобы [овцы] имели жизнь, и имели с избытком» (Иоанн. 10: 10); другими словами, Христос пришел, чтобы приумножить жизнь того, кто Ему дорог и кому угрожает опасность, т. е. одному из Его стада — «овце», символизирующей личность. Это выглядит особенно непостижимым, если вспомнить ницшеанский идеал личности — «сверхчеловека», или одиозные фигуры истории, такие как Александр Македонский, Юлий Цезарь, Наполеон... Или «выдающихся личностей» современности!
Нет, дорогой неизвестный друг, одержимость жаждой власти или славы не создает ни личности, ни ее величия. «Овцы» на языке Христа — на языке любви — не означают ни «выдающейся», ни «ничтожной личности», а попросту каждую живую душу. Христос желает, чтобы жизнь этой души была безопасной и настолько полной, насколько это ей уготовано Богом. «Овца» — это живое существо, которое окружают опасности и которое является объектом божественного попечения. Разве этого недостаточно? Или здесь слишком мало блеска и славы? Или же этот образ слишком жалок, скажем, для мага, вызывающего добрых или злых духов?
В данном случае следует обратить особое внимание на одну знаменательную деталь. Язык Христа — это язык любви, а не язык психологии, философии или науки. Могущественный маг, гениальный художник, мудрый мыслитель и лучащийся светом тайны мистик, конечно, заслуживают всех этих положительных определений-эпитетов — может быть, даже лучших, — но Бог нелицеприятен. В глазах Бога они лишь возлюбленная Им паства; в Своей заботе о ней Бог желает, чтобы паства никогда не сбилась с пути, — чтобы «овцы имели жизнь» долгую: вечную.
Прежде чем завершить наши размышления над проблемой числа два, проблемой «законной и беззаконной» двойственности, мне хотелось бы воздать должное пытливому уму Сент-Ива д'Альвейдра, которому открылась в этой проблеме особая глубина. Центральной мыслью его сочинения «Миссия иудеев» является сравнение полного Имени Бога («ЙОД-ХЕ-ВАУ-ХЕ», или Тетраграмматон{25} ) с неполным («ХЕ-ВАУ-ХЕ»), В первом случае функцию высшего иерархического начала выполняет ЙОД — сущность; во втором она переходит к ХЕ — субстанции, которая и становится таким образом первичной. Именно вторым толкованием объясняется происхождение спиритуализма и натурализма — со всеми вытекающими последствиями, которые прослеживаются в сферах религиозной, философской, научной и социальной. Благодаря д'Альвейдру проблема получила замечательно точную и четкую формулировку, на что я и обращаю ваше внимание. Вместе с тем должен сказать, что его дальнейшее толкование этой формулы достаточно сомнительно. В частности, д'Альвейдр утверждает, что начало (или принцип) чистого разума — это ЙОД, а ХЕ-ВАУ-ХЕ, т. е. конкретное содержание, он определяет как начало любви и души, или «страстное начало». Таким образом, отдавая приоритет разуму как мужскому, духовному началу, он подчиняет ему любовь как начало женское, психическое. Но ведь Христос учил, что Отец есть Любовь. Значит, разум, как отражение — или свет — огненного начала любви, может быть только женским началом, Софией, — той Премудростью, которая содействует Творцу в процессе Творения, как сказано в Ветхом Завете. О Софии как о женском начале учили также гностики. Чистый разум — это то, что отражает, любовь — то, что действует.
Тот факт, что мужчина обычно более рационалистичен, «более разумен», чем женщина, не означает, что разум является мужским началом. Скорее напротив: мужчина, будучи мужественным физически, с психической точки зрения женствен, тогда как женщина, будучи физически женственной, в душе мужественна (активна). Следовательно, разум — это женская часть души, тогда как оплодотворяющая фантазия — мужское начало. Разум, не оплодотворенный воображением, которое руководится сердцем, бесплоден. Все зависит от импульсов, которые он получает от сердца с помощью воображения.
Что же касается третьего начала. Духа, то это не разум и не воображение, — это Любовь-Мудрость, т. е. в принципе Дух андрогинен, хотя на практике это не всегда так.
Вот, как мне кажется, все, что следовало сказать в отношении проблемы числа два и его значения — проблемы, решение которой является ключом ко Второму Аркану, Жрице. Ибо это аркан двойственности, которая лежит в основе сознания — спонтанной активности и ее отражения; это аркан трансформации чистого акта в представление, из представления — в образы памяти, из образов памяти — в слово и из слова—в его начертание, или книгу.
На голове у Жрицы трехъярусная тиара; в руках — раскрытая книга. Тиара, усыпанная драгоценными каменьями, указывает на то, что чистый акт вначале проходит три этапа конденсации через три высших невидимых уровня, прежде чем он достигает четвертого, завершающего, — книги. Таким образом, тиара символизируется отражение, память, слово и начертание, или, иначе говоря, откровение и традицию {26}, устную и письменную; а точнее, если это выразить, наконец, одним словом, ГНОЗИС (именно это название использовано в качестве заголовка ко второй главе книги Элифаса Леви «Учение и ритуал высшей магии»).
Второй Аркан имеет отношение к познанию, а вовсе не к науке, поскольку именно гнозис, познание символизирует — как в целом, так и в деталях — изображенная на карте Жрица: познание как нисхождение откровения (чистого акта или сущности, отраженной субстанцией) вплоть до завершающего этапа — «книги». Наука, напротив, начинает с фактов («букв» в книге Природы) и восходит от фактов к законам, а от законов к принципам. Гнозис —это отражение «того, что вверху»; наука — наоборот, есть интерпретация «того, что внизу». Мир фактов — это последний этап гнозиса, где он сам становится фактом, фактом как таковым, — т. е. «книгой». Для науки же мир фактов — это первый этап, где она «вычитывает» законы и принципы.
Поскольку карта символизирует гнозис (т. е. отрефлексированный мистицизм), то на ней представлено изображение не ученого или доктора, а жрицы, Верховной Жрицы, — священного стража Книги Откровения. Поскольку Жрица символизирует этапы нисхождения откровения — с самого малого, венчающего тиару яруса вплоть до раскрытой книги на коленях, — этим объясняется и сама ее поза: она восседает, что в данном случае означает соотношение между вертикалью и горизонталью в соответствии с задачей внешней проекции (горизонталь, книга) нисходящего откровения (вертикаль, тиара). Эта поза указывает на практический метод гнозиса, так же как стоящий Маг указывает на практический метод мистицизма. Маг смеет — и потому стоит. Жрица знает — и потому сидит. Различием между позой Мага и позой Жрицы выражается переход от «дерзания» (сметь) к знанию.
Суть чистого мистицизма — творческая активность. Мистиком становится тот, кто смеет вознестись, т. е. «распрямиться» вплоть до возвышения над всем тварным бытием и достижения самой сущности Бытия нетварного — божественного творящего огня. «Концентрация без усилия» — это пламя, горящее ровным светом, без дыма и искр. Человеческое стремление к высшей Реальности — это акт бесстрашного дерзновения, который достигает цели лишь тогда, когда в душе и теле царит покой, когда, фигурально выражаясь, нет ни дыма, ни треска, ни искр.
Суть чистого гнозиса — отраженный мистицизм. Гнозис — это высшее знание как орудие и результат преображения того, что происходит в сфере мистицизма; или, иначе говоря, это мистицизм, познавший себя посредством отражения: это мистический опыт, трансформированный в высшее знание.
Как уже было сказано, эта трансформация мистического опыта в знание происходит поэтапно. Первый этап — это чистое отражение, или своего рода воображаемое повторение опыта. Второй этап — проникновение опыта в память. Третий этап — его ассимиляция посредством мысли и чувства, где он становится своего рода «сообщением», или внутренним словом. И, наконец, на четвертом этапе мистический опыт претворяется в вербализованный символ — «писание», или «книгу»: т. е. он сформулирован.
