Одно из значений первой заповеди — «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим» (Исх. 20: 3) — состоит в том, что не следует заменять духовную реальность Бога интеллектуальной абстракцией Бога. И, стало быть, грешит против первой заповеди тот, кто заменяет огненную, светоносную и трепещущую Сущность жизни абстракциями «принципа» или «идеи» — будь то «первопричина» или «абсолют» — которые являются, собственно говоря, лишь умственно «запечатленными образами» или ментальными «идолами», сотворенными человеческим интеллектом.
А посему не станем нарушать первую заповедь и не будем заменять умственно запечатленными образами или абстрактными идеями реальность Правосудия. Но, с другой стороны, не будем также принимать сторону интеллектуальных иконоборцев, которые в любой концепции или абстрактной идее усматривают только идолов. Ибо все концепции или абстрактные идеи могут стать иконами или «святыми образами», если рассматривать их не как конец, а скорее как начало пути познания духовной реальности. В сфере интеллектуальной жизни гипотезы играют роль не идолов, но скорее роль святых образов. Ибо никто не принимает гипотезу за абсолютную истину, равно как никто не поклоняется святому образу как абсолютной реальности. И все же гипотезы плодотворны тем, что ведут нас к истине, направляют к ней в пределах нашего совокупного опыта — равно как иконы или святые образы также полезны тем, что ведут нас к познанию представляемой ими духовной реальности. Икона — это начало пути к духовной реальности; она не замещает ее — как в идолопоклонстве, — а дает к ней направленный импульс. Подобным же образом и концепция или абстрактная идея не заменяет собой духовной реальности, но дает к ней направленный импульс. Будем же, следовательно, избегать Сциллы идолопоклонства и Харибды интеллектуального иконоборчества, воспринимая абстрактные идеи как гипотезы, ведущие к истине, а образы или символы — как наших проводников к реальности. И желая «объяснить» тот или иной символ, не станем впадать в ошибку и сводить его к нескольким общим абстрактным идеям. Постараемся также избежать ошибочного стремления «конкретизации» абстрактной идеи, обряжая ее в аллегорическую форму. Будем, скорее, стремиться к обретению практического духовного опыта реальности и истины с помощью как конкретных образов, так и абстрактных идей. Ибо Таро — это система (или организм) духовных упражнений; и прежде всего это практика. В противном случае едва ли стоило бы им заниматься.
Итак, примем Аркан «Правосудие» как приглашение сознанию совершить усилие с целью обретения опыта символизируемой им реальности и постижения выраженной им истины. Прежде всего, следует отметить тот факт, что реальность справедливости и ее истина проявляются именно в сфере суждений. Ибо высказать суждение относительно чего-либо равносильно действию, имеющему целью установление справедливости. Приговоры выносятся не только судьями в судах; каждый судит в той степени, в какой он мыслит. Все мы судьи постольку, поскольку мы существа мыслящие. Ибо каждая проблема, каждый вопрос, который мы пытаемся разрешить, открывает в сущности заседание нашего внутреннего суда, где прежде вынесения приговора взвешиваются все «за» и «против». Все мы судьи, хорошие или плохие; мы просто таковы и выступаем в роли судей почти непрерывно, с утра до ночи. Заповедь «Не судите» (Мф. 7: 1) была бы, следовательно, равносильна отказу от мышления. Ибо мыслить — значит судить. «Истинно» или «ложно», «прекрасно» или «уродливо», «хорошо» или «плохо» — эти суждения мы то и дело высказываем изо дня в день. И все же судить — это одно, а осуждать — совсем другое. Можно судить явления и действия, но нельзя судить существа как таковые, ибо это превысило бы полномочия мышления на право творить суд. А посему не следует судить людей, ибо они недоступны суду мышления, основанного только на непосредственном опыте, опыте феноменального мира. Таким образом, отрицательное суждение о существах, или их осуждение, в действительности невозможно. И именно в этом смысле следует понимать христианскую заповедь «Не судите», — т. е. не судите людей, не осуждайте их. Ибо тот, кто осуждает, взваливает на себя невыполнимую задачу. Он лжет, выдавая за истину и справедливость суждение, лишенное всяких оснований. Поэтому лучше сказать ближнему: «Ты ведешь себя, как безумец», поскольку кто скажет: «Ты безумец», заслуживает кары в геенне огненной (срв. Мф. 5:22).
Итак, вынося какое-либо суждение, необходимо точно знать степень своей осведомленности и невежества. А человеку всегда неведома ноуменальная сущность (или душа) другого человека. Поэтому никакое человеческое суждение не имеет отношения к душе.
А интуиция? Она тут ни при чем? Разумеется, интуиция не только существует, но и играет определенную роль. Тем не менее интуиция, будучи восприятием, основанным на сочувствии и любви, никогда не обвиняет. Она всегда выполняет роль защиты, адвоката. Ощущая душу людей, она видит в них только образ и подобие Бога. Видя и зная, что душа преступника всегда оказывается первой жертвой всякого совершенного им греха и преступления, интуиция не может выступать ни в какой иной роли, кроме роли адвоката. Поговорка «все знать — значит все простить» относится к пониманию «изнутри» — иными словами, к «интуитивному» пониманию — а не внешнему, т. е. феноменальному и дискурсивному. Проницательное определение роли интуиции в отправлении правосудия дано нам в молитве Иисуса во время распятия: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23: 34). Эта формула указывает на три факта:
1) То, что они делают, преступно с феноменальной точки зрения; 2) право судить передается Отцу, 3) что и сопровождается молитвой (или «прошением») «прости им», основанной на уверенности благодаря интуитивному восприятию, что «[они] не знают, что делают».
Именно благодаря признанию роли интуиции в процессе мышления, в отличие от роли поиска и установления фактов благодаря их постижению, суровый суд этого последнего права был дополнен правом справедливости{62} при отправлении правосудия в странах, взявших на вооружение принципы римского и англосаксонского права. Обычное право устанавливается через расследование обстоятельств, после сопоставления фактов с буквой закона. Право же справедливости есть то, что разум находит нужным видоизменить в рамках обычного права после сравнения его с результатами попыток прийти к интуитивному восприятию того человека, чья судьба поставлена на карту. Ради этого права справедливости, или интуитивного суждения в пределах разумного, христианской цивилизацией и был учрежден суд присяжных. В дохристианскую эпоху институт присяжных не существовал вовсе. Ни жена Пилата, ни «великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем» (Лк. 23: 27) не имели права голоса на суде Пилата. «Присяжные» (женщины Иерусалима) могли тогда лишь плакать либо тайно беседовать с «судьей» (женой Пилата). Стало быть, на улицах Иерусалима проливало слезы право справедливости, а разумная интуиция нашептывала предостережения в ухо Пилату устами его жены. И именно отсутствие присяжных как судебного органа, осуществляющего право справедливости, подтолкнуло судью Пилата к чудовищному по неправосудности акту — сложению с себя полномочий судьи, умыванию рук и передаче дела обвинителю.
Итак, правосудие свершается только в случае, когда все имеющие отношение к делу факты в пользу и против обвиняемого установлены, взвешены на весах понимания и затем представлены на суд разума. Три функции правосудия — расследование, обсуждение и приговор — соответствуют трем ступеням познания — гипотетической, доказательной и интуитивной, которые Платон назвал «гипотетическое мнение», «вывод, основанный на доказательствах», и «интуитивное восприятие». По сути, факты, установленные и представленные расследованием, служат как обвинению, так и защите основанием для их соответствующих гипотез: «виновен» либо «невиновен». Последующее разбирательство имеет своей прийти к заключению на основе доказательств, выдвинутых в пользу той или иной гипотезы. Приговор, принимаемый присяжными, в принципе понимается как результат попытки сознания возвыситься над внешней стороной фактов и формальностью логических аргументов к интуитивному восприятию всего дела с человеческой точки зрения. Стало быть, последнее слово остается все же за правом справедливости.
Таким образом, можно сказать что процесс отправления человеческого Правосудия включает в себя полное использование всех трех познавательных способностей человека: способности строить гипотезы на основе представленных органами чувств данных; способности логически рассуждать или взвешивать в уме
