- Я не Потемкин, - острил Рыжов у себя в кабинете перед Крессом, Алексеем и Казаковым. - Зачем я буду сажать цветы, туды их растуды, когда у меня еще сто дыр незалатанных?
- А все-таки, дорогой, - вмешивался Казаков, - там у тебя будка такая страшная стоит, ты ее убери. Несолидно.
- Что, я ее на себе увезу, что ли? Трактор пришли.
- Пришлю.
- А где я буду инструмент хранить? Я же к себе слесарей забираю.
Это была навязчивая идея Рыжова - создать собственную бригаду ремонтников, не зависеть ни от кого. Но пока что ему этого никто не разрешил.
- Нет же у тебя пока слесарей, - сказал Казаков.
- Вот что, дорогие начальники, вы своими высокими подписями приказы визируете, а потом сами эти приказы не выполняете. Так нельзя, дорогие товарищи, - запальчиво говорил Рыжов.
Кресс своими круглыми влажными глазами не отрываясь смотрел в разбойничью рожу начальника цеха и улыбался, приоткрыв рот. В Рыжове было все то, чего не хватало Крессу.
Постучав, вошел механик Митя, молодой парень в соломенной шляпе яично-желтого цвета, в клетчатой рубашке со свежими пятнами мазута. На заводе считалось особым шиком ходить таким перемазанным, в клетчатой рубашке и в соломенной шляпе.
- Я приказал собрать слесарей, - загудел Рыжов.
- Я дал указание, - ответил механик.
- Если бы вся соль была, чтоб дать указание... - сладко и грозно сказал Рыжов. - А почему у тебя рабочие бросили инструмент и ушли?
- Я не знаю, - ответил механик.
- А почему я знаю?
- Вы начальник, вам доложили.
- А тебе почему не доложили?
Молодой механик тряхнул чубом, налился краской и сказал:
- Вам легко говорить, а мы делаем.
- Я тебе прощаю твои дерзости, - величественно произнес Рыжов, - потому что ты еще мальчик, дитя природы. Сын степей.
- А вон слесаря идут, - радостно, желая выручить механика, сообщил Кресс. - Идут все как один.
Но Рыжову еще было мало, он продолжал:
- Я ведь твою работу знаю, я в твоей шкуре был. Ты с механиками, со слесарями сжился, ты для них Митя. Вот тебе и не доложили, вот ты и потерял бразды правления. Вот мы уже и рабочих собрать не можем, когда нам надо. Он тебе завтра насос остановит, а ты будешь ходить в своей шляпе.
Кресс сказал:
- Никто ничего не остановит, отпусти человека, работать надо.
- Вот я и говорю, надо выполнить тот объем, который я указал, а торжественного собрания для этого не надо.
И генеральским жестом Рыжов отпустил механика. Он очень любил такие спектакли.
В цехе заметили, что в присутствии Алексея начальник становится особенно буйным, показывает свой нрав.
Вот вошел тощий человек со свисающими на лоб волосами и сказал уныло:
- Дайте людей. Восемь человек.
- Идите жалуйтесь на меня директору, восемь человек я выделить не могу. Приказ, который вы мне сейчас начнете тыкать, писался год тому назад, - с каким-то адским весельем в голосе начал Рыжов.
- Если не восемь, дайте четыре, - сразу сбавил проситель.
- Что ж мы будем рядиться? Я не могу остановить производство.
- А другие цеха дали. Что они, хуже вас?
- Хуже. Ведь не директор писал этот приказ, а вы его готовили, он подписал. У меня в цехе семь музыкантов, один раз у трибуны прогудят, а мы им среднюю зарплату платим. А поставьте дело так, чтобы рабочие после работы оставались.
- Я простой инструктор, я не решаю.
- Вы соберете, а они у вас спят на лекции.
- Бывает, что спят.
- У нас еще очень много работы ради работы. Создают искусственные трудности, а потом думают, как их ликвидировать.
Алексей улыбнулся. Рыжов сидел с каменным лицом.
- Дайте хоть четыре человека.
- Доложите директору: Рыжов людей не дал.
На лице инструктора мелькнуло подобие улыбки; может быть, в душе он был согласен с Рыжовым, но вышел он со словами:
- И доложу.
Рыжов откинулся на стуле, искоса взглянул на Алексея, понимает ли товарищ Изотов, с кем имеет дело, нас голыми руками не возьмешь. Алексей понимал и без этих фокусов, что предстоит работа нелегкая. Ведь не уезжать теперь ему на другой завод оттого, что Рыжов, шельма, все шутит неискренне: 'Мы наши мощности скрывать не собираемся'. А на лице откровенно написано: 'Гулял бы ты, милый человек, подальше'.
- Вот, - обратился Рыжов к Алексею, - какой перевод государственных денег. А беременные и кормящие... - Рыжов повысил голос. - Когда вот так, с ножом к горлу, требуют от нас людей на всякую ерунду, лекции слушать, даем исключительно беременных и кормящих матерей. Я не виноват, если у меня сейчас беременных нет. А когда они есть, пожалуйста. Берите.
Рыжов старался разговаривать с Алексеем на отвлеченные темы. Из осторожности даже перестал ругать главного механика, которого вообще крыл без стеснения. И еще любил расспрашивать: 'А как в Америке?'
Алексей уже несколько раз говорил Рыжову, что в Америке не был, но Рыжов не обращал на это внимания.
- Я тоже не был, ничего не значит. Но знаю, что там ремонтной службы нет совсем. Там фирма меняет оборудование. Но у нас надо сделать, как я говорю. Нам надо иметь своих ремонтников. Иначе мы задерживаемся на ремонте, мы садимся на зарплате, мы садимся на плане. И я не ставлю это в вину ремонтному цеху, их слесарь не заинтересован в досрочном ремонте, а наш будет заинтересован.
На столе у Рыжова лежали технические журналы, стояла колба с кипяченой водой, серебряный кубок- приз, ведомости, которые Рыжов подписывал с постоянным ворчанием.
- Назови его механиком - тысяча рублей, назови его мастером - тысяча триста. Вот и весь фокус. Штаты, штаты и штатная дисциплина. И все это еще ничего, все это я еще могу пережить, пока не вспомню Скамейкина.
Скамейкин был хитрый старик, грязный как дьявол, по специальности слесарь, но находившийся в цехе в должности завхоза.
Придя утром в цех и узнав у дежурного, как прошла ночь, как работали установки, Рыжов первым делом вызывал Скамейкина.
И начиналось.
- Почему сегодня, товарищ Скамейкин, автомашины простаивали? И шоферы спали в кабинах? Где вы были в девять часов, товарищ Скамейкин?
- В завкоме, - не моргнув голубым бесстыжим глазом, отвечал Скамейкин.
- Идите распорядитесь насчет машин.
Скамейкин, шаркая высокими сапогами, в которых он ходил и зимой и летом, удалялся.
Спустя некоторое время Рыжов высовывался из своего кабинета в коридор и кричал:
- Скамейкин!
Горемыка Скамейкин являлся.
- У вас, конечно, ума не хватит, что лопата должна быть с черенком. Где бы мне хоть раз в жизни найти
