- Приняли, - солгал Хорнблоуэр.
Как только ему удалось отделаться от француза, он сразу же разыскал Мэтьюза и ознакомил его с новым поворотом событий. Тот мгновенно посерьезнел.
- Куда попало ядро, сэр? - спросил он.
- Насколько я помню, в правый борт, где-то ближе к носу.
Оба вытянули шеи и перегнулись через борт, пытаясь разглядеть пробоину.
- Ничего не видно, сэр, - сказал, наконец, Мэтьюз, - спустите меня вниз на булине* [Булинь - тонкий трос.], тогда можно будет сказать что-то более определенно.
Хорнблоуэр готов был уже согласиться с этим предложением, но потом передумал.
- Нет, Мэтьюз, - сказал он, - вы приготовьте булинь, а я сам спущусь и осмотрю пробоину.
Он не успел еще проанализировать причины, толкнувшие его на этот поступок. Отчасти, ему хотелось увидеть все своими глазами, отчасти, он старался, как всегда, действовать по принципу: никогда не поручать подчиненным такого дела, которое не способен исполнить сам, но, главным образом, он хотел наказать себя за допущенную небрежность и преступное легкомыслие.
Мэтьюз и Карсон обвязали его булинем и осторожно спустили за борт. Хорнблоуэр раскачивался на канате у правого борта, а вздымающиеся волны едва не лизали его пятки. Когда судно проваливалось в седловину между двумя валами, его захлестывало брызгами и пеной, так что в считанные минуты он оказался промокшим с ног до головы. Бортовая качка также имела свои минусы: несколько раз Хорнблоуэра довольно болезненно шваркнуло о борт брига. Державшие булинь матросы медленно перемещались вдоль борта, давая ему возможность тщательно осмотреть каждый квадратный дюйм корпуса. Но Хорнблоуэр не обнаружил никаких следов пробоины в надводной части судна, о чем и сообщил Мэтьюзу, когда его снова подняли на палубу.
- В таком случае, сэр, пробоина находится ниже ватерлинии, - сказал Мэтьюз, произнося вслух то, о чем Хорнблоуэр уже и сам догадался. - Но вы уверены, сэр, что ядро вообще попадало в корпус?
- Уверен! - сердито отрезал Хорнблоуэр. Бессонная ночь, груз ответственности и чувство собственной вины поставили его на грань срыва. Он вынужден был говорить с матросами грубо, подавляя тем самым свою готовность расплакаться как нашкодивший ребенок. Но и в этой ситуации он нашел в себе силы заранее спланировать следующий шаг. Эта идея родилась у него в голове, когда он висел над волнами.
- Придется лечь на другой галс и произвести осмотр снова, - объявил он о своем решении.
В самом деле, при переходе на другой галс бриг должен был накрениться на левый борт, и тогда пробоина могла показаться над водой.
Морская вода струйками стекала на палубу с промокшей одежды Хорнблоуэра, пока его матросы выполняли поворот оверштаг* [Поворот оверштаг - поворот парусного судна на новый галс, при котором судно пересекает линию ветра носом.]. Он весь дрожал, но не столько от порывов холодного пронизывающего ветра, сколько от возбуждения и нехорошего предчувствия.
Корабль лег на левый борт, обнажив значительную часть корпуса ниже ватерлинии, заросшую ракушками и морскими водорослями. Матросы снова спустили его за борт, и очень скоро он обнаружил злосчастную пробоину в носовой части напротив фок-мачты* [Фок-мачта - передняя мачта на судне.].
- Стоп! - заорал он. - Вот она!
Матросы остановились. Хорнблоуэр попросил Мэтьюза опустить его на пару футов ниже, и тут же был наказан за это накрывшей его с головой волной. Но терять ему уже было нечего, - он и так промок до нитки. Пробоина оказалась двумя футами ниже ватерлинии и представляла собой скорее квадратную, чем круглую, дыру с рваными краями, около фута в поперечнике. Даже в накрененном положении брига волны перехлестывали через край пробоины, вызывая у Хорнблоуэра ощущение почти физического страдания. Ему казалось, что он слышит, как вливается с предательским бульканьем забортная вода в чрево несчастного 'купца', хотя, конечно, все это могло быть лишь плодом его воспаленного воображения. Он приказал тащить его наверх и, оказавшись на палубе, поделился своими соображениями с матросами.
- Два фута ниже ватерлинии... - задумчиво протянул Мэтьюз. - Должно быть, его здорово подбросило на волне в момент выстрела. Да и осадка сейчас много ниже.
В этом-то и таилась главная опасность. Даже в накрененном положении бриг продолжал забирать воду, не говоря уже о том, что теперешний курс вел их прямиком к берегам Франции. А чем больше воды проникало в трюм, тем ниже делалась осадка; чем ниже делалась осадка, тем сильнее становилось давление воды, тем больше ее проникало в трюм... Одним словом, они попали в заколдованный круг, из которого был только один выход - как можно скорее наложить на пробоину пластырь. Хорнблоуэр знал, как это делается, правда, чисто теоретически - из учебников и справочников по морскому делу.
- Мы должны простегать парус и завести его на эту пробоину, - сказал Хорнблоуэр. - Зовите французов, они нам понадобятся.
Простегать парус означало сделать из него нечто вроде многослойного матраса, набитого пенькой и ветошью. Потом этот матрас следовало аккуратно наложить на пробоину, где он должен был держаться под давлением забортной воды, достаточно надежно перекрывая поступление ее в трюм.
Французы оказались плохими помощниками. В конце концов, бриг им больше не принадлежал, в перспективе маячила английская тюрьма, так что даже нависшая над всеми смертельная угроза не могла вывести их из состояния апатии. Понадобилось немало времени, чтобы достать из парусной кладовой новый брамсель, на чем специально настаивал Хорнблоуэр, хорошо знавший, что новая парусина много хуже пропускает воду, чем бывшая в употреблении. Французов он заставил трепать пеньковые канаты для начинки пластыря. В это время на палубе показался французский капитан. Он окинул взглядом занятых делом матросов и остановился рядом с Хорнблоуэром.
- Пять лет просидел я в Портсмутской тюрьме в прошлую войну, - сказал он, ни к кому особенно не обращаясь. - Пять долгих лет!
- Сочувствую вам, - машинально отозвался Хорнблоуэр.
Он и в самом деле сочувствовал старику, просто в этот момент ему было не до него. Его заботили собственные проблемы, к тому же он так и не переоделся и совсем закоченел. Как бы то ни было, его святым долгом было доставить француза вместе со всем его экипажем именно в тюрьму. А сейчас ему просто необходимо было спуститься вниз и срочно отыскать себе сухую одежду.
Когда Хорнблоуэр спустился по трапу, ему показалось, что обычные для деревянного корабля, находящегося в плавании, поскрипывания и потрескивания обшивки и стен каюты звучат много громче обычного. Бриг шел по достаточно спокойному морю, под умеренным ветром, а трещал так, словно снаружи бушевал ураган. Сначала Хорнблоуэр решил не обращать на это внимания, но, переодевшись в сухую одежду, найденную в сундуке капитана, он вынужден был признать, что с судном творится что-то неладное.
Он вышел на палубу и бросил взгляд на занятых работой французов. Один из них вдруг вскочил на ноги и с изумлением уставился на палубу. Потом нагнулся и потрогал рукой просмоленный паз, словно не веря увиденному. Глаза его встретились с глазами Хорнблоуэра, и француз отчаянно замахал руками, что-то выкрикивая. Что именно он кричал, Хорнблоуэр так и не разобрал, но приглашение подойти было выражено достаточно недвусмысленно. Приблизившись к французу, он уставился на вспучившуюся палубную доску. Между ней и соседней образовалась широкая щель, в которую легко можно было просунуть палец. Хорнблоуэр глядел на щель с изумлением, все еще не понимая, что происходит. Она тянулась на пару футов, но все остальные доски палубного настила были в полном порядке. Хотя нет! Он присмотрелся повнимательней и заметил, что палуба вспучилась еще в нескольких местах. Не слишком богатый морской опыт Хорнблоуэра и даже обширные теоретические познания, полученные от чтения книг и учебников, не давали ему и намека на то, как следует реагировать на столь необычный феномен. Хорнблоуэр мог еще некоторое время оставаться в неведении, если бы не французский капитан, незаметно приблизившийся и теперь с ужасом на лице разглядывающий зияющую щель.
- О Боже! - прошептал он. - Рис! Это рис!
Хорнблоуэр не знал французского слова 'рис' и сначала не понял капитана, тогда тот несколько раз энергично топнул ногой по палубе и указал на нее пальцем.
- Груз, - пояснил он, - карго* [Карго - в международной морской терминологии - груз на корабле.], он разбухает, становится больше в объеме...
