- Не надо.
Француз, хотя и не понял слов, безошибочно догадался о намерениях. Он прекратил свои причитания и с крайне недовольной миной уселся на свое место. Однако долго сохранять спокойствие ему не удалось. Он вдруг заметил, что пистолет Хорнблоуэра по-прежнему нацелен ему в живот. Он представил себе, что этот сумасшедший англичанин может задремать и во сне случайно нажать на курок и не на шутку перепугался.
- Сэр, - обратился он к Хорнблоуэру просительным тоном, - я умоляю вас, уберите пожалуйста свой пистолет. Вы даже не представляете себе, как это опасно.
Хорнблоуэр ответил ему холодным безразличным взглядом.
- Ну пожалуйста, сэр, уберите этот чертов пистолет. Я обещаю вам не предпринимать больше никаких действий против вас и ваших людей.
- Вы готовы в этом поклясться?
- Клянусь! - с готовностью воскликнул француз.
- А ваши матросы?
Капитан переговорил со своим экипажем, бурно жестикулируя и поминутно вздевая руки к небу, затем вернулся к Хорнблоуэру.
- Они согласны.
- Превосходно, - кивнул Хорнблоуэр и засунул пистолет обратно за пояс. Хорошо он вовремя вспомнил про взведенный курок, иначе лежать бы ему сейчас с простреленным животом.
Постепенно все обитатели шлюпки расслабились и погрузились в апатичное полусонное состояние. Шлюпка хорошо держала волну и довольно резво шла. Хорнблоуэра хоть и укачивало, но не так сильно, как прошлой ночью. Желудок его несколько успокоился, и сразу же потянуло ко сну. Голова склонилась на грудь, в полудреме он доверчиво привалился к могучему плечу Хантера и заснул глубоким сном.
Проснулся он уже ближе к вечеру, когда Мэтьюз, весь затекший и смертельно уставший, вынужден был уступить свое место у руля Карсону. В дальнейшем они менялись каждые два часа, а каждые четыре происходила смена вахты, чтобы остальные имели возможность поспать. Хорнблоуэр настоял, чтобы и он тоже отстоял свою вахту у паруса, - к рулю он встать так и не решился. Он знал, что не имеет достаточного опыта, чтобы управлять шлюпкой, особенно ночью, когда приходится полагаться главным образом на интуицию и зрение.
Парус неизвестного судна появился на горизонте на следующий день после завтрака, ближе к полудню. Первым заметил его один из французов: его возбужденный крик пробудил остальных и вывел их из 'летаргического' состояния. Пока что были видны лишь самые верхние паруса судна, и можно было сказать только одно: оно было трехмачтовым. Судно шло встречным курсом и быстро приближалось, увеличиваясь буквально на глазах.
- Что вы о нем думаете, Мэтьюз? - негромко спросил Хорнблоуэр, не обращая внимания на оживленно переговаривающихся между собой французов.
- Точно сказать пока не могу, сэр, но мне этот корабль не нравится, с сомнением в голосе протянул Мэтьюз, - при таком ветре положено ставить брамселя, а они не подняты, да и оснастка у него какая-то не такая. Боюсь, сэр, что это лягушатники.
В словах Мэтьюза был резон: любой мирный корабль, следующий по своим делам, должен был, по логике вещей, поставить все паруса, какие только возможно. Приближавшийся корабль почему-то этого не сделал. Следовательно, капитан встречного судна имел на это причины. Пока рано было паниковать: в этих водах было гораздо легче встретить все же английское судно, чем французское. Хорнблоуэр продолжал внимательно его разглядывать.
Это было небольшое двухпалубное судно, с отличной оснасткой и очень быстроходное, если судить по обводам корпуса. Теперь уже можно было разглядеть ряд закрытых орудийных портов вдоль левого борта.
- Это не наши, - убежденно сказал Хантер, - скорее всего, французский капер, сэр.
- Поворот оверштаг! - скомандовал Хорнблоуэр. Шлюпка развернулась и двинулась в противоположном направлении. Но, как это всегда и бывает, особенно на войне, вид убегающей добычи заставляет преследователя приложить максимум усилий, чтобы ее догнать. Капер поднял ранее отсутствующие брамселя и заметно прибавил в скорости. Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы догнать перегруженную шлюпку и лечь на параллельный курс не далее, чем в полукабельтове* [Кабельтов - единица длины, равная 0,1 морской мили, или 185,2 м.] от нее. Вся команда капера высыпала на палубу. Хорнблоуэр отметил про себя, что их было по меньшей мере втрое больше, чем положено для корабля таких размеров. С борта судна раздался оклик на французском. Последние сомнения рассеялись. Английские моряки вполголоса проклинали судьбу, а французы кричали 'Ура!' и обнимались. Теперь преимущество было на их стороне. Именно французы подогнали злополучную шлюпку к борту капера, и французский капитан поспешил подняться на борт.
Первым приветствовал Хорнблоуэра на борту вражеского судна красивый молодой человек в роскошном камзоле, отделанном кружевами.
- Рад приветствовать вас, сэр, на борту 'Пике', - промолвил он по-французски и отвесил изящный поклон, - моя фамилия Невилль и я капитан этого капера. Могу полюбопытствовать, с кем имею честь?
- Мичман Хорнблоуэр, фрегат 'Неутомимый' Флота Его Величества, прорычал Хорнблоуэр.
- Я вижу, вы пребываете в дурном настроении, - заметил Невилль, - но стоит ли так переживать? На войне, как на войне, друг мой, а я со своей стороны готов пообещать вам, что на моем корабле вы будете пользоваться всеми удобствами, насколько это возможно в условиях рейда. А чтобы вы сразу почувствовали себя как дома, предлагаю вам оставить мне на сохранение ваши пистолеты. Согласитесь, что в таком количестве они наверняка должны обременять вас своей тяжестью. Позвольте мне освободить вас от этой ноши.
С этими словами Невилль аккуратно вытащил из-за пояса Хорнблоуэра все три пистолета, внимательно оглядел его и продолжил свой монолог.
- Я вижу у вас еще остается кортик. Не соблаговолите ли вы одолжить мне его на несколько дней. Заверяю вас, что верну его, когда наступит пора нам расстаться. Пока же вы находитесь на моем корабле, и вам ничто не угрожает. В сущности, я оказываю вам услугу. Вы так молоды, что вполне способны на необдуманный поступок, а мне вовсе не хотелось бы, чтобы вы пострадали в случае применения этого, как некоторые люди полагают, опасного оружия. Благодарю вас, вы меня правильно поняли. А теперь разрешите мне проводить вас в ваши апартаменты.
Снова отвесив грациозный поклон, Невилль жестом предложил Хорнблоуэру спуститься вниз. Когда, по расчетам Хорнблоуэра, они оказались чуть ниже ватерлинии, Невилль указал на тускло освещенное межпалубное пространство.
- Наша гостиница для рабов, - беззаботно пояснил он.
- Для рабов? - непонимающе повторил Хорнблоуэр.
- Совершенно верно. Здесь мы держим рабов во время наших африканских экспедиций.
Теперь Хорнблоуэру многое стало ясно. Ну конечно же, скоростное работорговое судно с легкостью могло быть оснащено необходимым снаряжением и переделано в капер. Достаточно было только добавить орудий, а уж места для размещения дополнительной команды на таком судне всегда было вдоволь. Оно с легкостью могло настичь любого 'купца' либо уйти от преследования самого быстроходного военного фрегата. В трюме же было достаточно места как для солидных запасов воды и провизии, так и для захваченных товаров.
- Наш рынок сбыта в Санто-Доминго оказался, к сожалению, недоступен в свете известных событий, - продолжал свои пояснения Невилль, - а жить на что-то надо. Вот почему я решил переоборудовать 'Пике' в капер. Вам, сэр, может быть известно, что в настоящий момент деятельность Комитета Общественного Спасения делает Париж не очень-то здоровым местом обитания, я бы сказал даже, куда менее здоровым, чем Западный Берег Африки. Поэтому я предпочел лично вступить в командование своим капером, не говоря уже о том, что без хозяйского пригляда дело это не всегда оказывается прибыльным.
Лицо Невилля на миг омрачилось, но затем на нем появилось выражение твердой решимости не упустить своего. Впрочем, почти сразу и это выражение уступило место прежнему: добродушной благожелательности и безразличного гостеприимства.
