Госпожа де Ламбаль смертельно побледнела и с невероятным достоинством ответила:
- От всего сердца присягаю свободе и равенству, но не могу клясться в ненависти, которой нет в моем сердце.
Ее выкинули на улицу, и, как пишет один мемуарист, 'кто-то ударил ее сзади саблей по голове. Из раны текла кровь, но ее крепко держали под руки, заставляя идти по трупам. На каждом шагу она теряла сознание'...
Группа негодяев прикончила ее ударами пик, потом ее раздели, и какой-то лакей отмыл тело от крови. Труп несчастной молодой женщины был осквернен самым отвратительным способом. Вот как описывает это событие Функ-Брентано:
'Одну ногу трупа засунули в жерло пушки, груди отрезали, сердце вырвали. Они сделали кое-что еще более ужасное, но у меня нет сил описывать это. Отрезав голову, мерзавцы насадили ее на пику и понесли к Тамплю, чтобы 'она поздоровалась' с королевой-пленницей. По дороге толпа остановилась перед лавкой пастижера. Бандиты хотели завить волосы на отрубленной голове, чтобы она предстала перед королевой в должном виде'.
Потом кортеж убийц пешком отправился к старой башне тамплиеров, и подруги Теруань де Мерикур начали выкрикивать гнусные непристойности...
В это же время в комнату монархов вошел чиновник муниципалитета и грубо приказал:
- Эй, вы, посмотрите-ка в окно! Вам будет интересно.
Но этому воспротивился охранник:
- Не нужно, не ходите, они хотят показать вам голову госпожи де Ламбаль.
Мария-Антуанетта упала в обморок...
В этот вечер, целуя своего любовника, Симона Эврар прошептала ему весьма экстравагантную похвалу:
- Воистину, ты ангел убийства!
Не правда ли, милая манера выражаться?..
***
Теруань де Мерикур, естественно, играла очень активную роль в эти мрачные дни. 'Эта фурия так опьянела от крови, - пишет Жорж Дюваль, - что обязательно оказывалась на месте резни, превосходя свирепостью самых свирепых' <Жорж Дюваль. Воспоминания о терроре с 1790-го по 1793 год.>.
В одной из тюрем Теруань, к дикой, злобной своей ярости, увидела молодого фламандца, когда-то соблазнившего ее.
- Вот этого я убью собственными руками!
Взяв саблю у одного из своих спутников, она точным сухим ударом отсекла голову бывшему любовнику.
Возбужденная аплодисментами присутствующих, Теруань впала в транс, начала петь, танцевать, а потом, совершенно обезумев, кинулась на других заключенных.
Обезглавив всех роялистов, молодая женщина и ее спутники, вооружившись ножами, начали кромсать трупы... С рук Теруань ручьем текла кровь, она вырезала сердца и впивалась в них зубами <Понятно, почету маркиз де Сад не испытывал страсть к этому очаровательному созданию... В их жизнях много общего: оба растратили себя на пустяки, и оба кончили в палате для буйнопопомешанных...>. Ее примеру немедленно следовала озверевшая орда.
Происходили совершенно невероятные сцены. Некий Артур принес домой сердце роялиста, залил его водкой и сожрал <Матон де Варенн. Некоторые описания событии, происходивших во Франции в июне, июле, августе и сентябре 1792 годе. 1806.>. Другой человек, по фамилии Булан, набил карманы отрезанными человеческими ушами, а придя домой, развесил их по комнате <'Монитор' от 22 августа 1795 года.>. Еще один, которого Париж стал людоедским городом. На завтрак, обед ужин ели контрреволюционеров, закусывая аристократами... Но был один кусок - самый лакомый, с позволения сказать, по которому вожделели все эти 'славные' люди: они жаждали крови короля!..
Не имея возможности убить монарха собственными руками и съесть его сердце, подруги Теруань утешатся тем, что проголосуют за его казнь.
ГОСПОЖА РОЛАН РАСКАЛЫВАЕТ КОНВЕНТ
Для Манон революция была не случайностью, но логическим завершением ее мечтаний и амбиций.
Жорж ГЮИСМАН
7 сентября на парижских улицах стало спокойнее, но убийства продолжались в предместьях и в провинции...
Именно в этот день герцог де Бриссак, арестованный в Этампе по обвинение в государственной измене, находился в руках патриотов, которые должны были препроводить его в Версаль. У ворот города карету окружила возбужденная толпа.
- Смерть ему! Выдайте нам Бриссака!
Охрана благоразумно отошла в сторону, и несчастный герцог был умерщвлен ударами пик, сабель и штыков. Отрезав ему голову, бандиты вернулись в Лувесьенн, где не находила себе места госпожа Дюбари.
Бывшая фаворитка в тревоге ожидала известий о своем любовнике. Услышав, как толпа вопит 'Са ира', она поняла, что случилось несчастье, и подбежала к окну. Толпа пьяных мужчин и женщин выкрикивала непристойности. Самый трезвый из них держал на плече пику с насажанной на нее головой герцога де Бриссака....
Графиня в ужасе отпрянула от окна и, упав на канапе, забилась в рыданиях. Горе ее было столь, велико, что она даже не слышала тех оскорблений, которые выкрикивали патриоты. Внезапно какой-то предмет с шумом влетел в комнату и подкатился к ее ногам: какая-то женщина бросила в нее головой любовника...
Графиня потеряла сознание.
После сентябрьских погромов госпожа Ролан поняла, что убийство не самый изящный способ привести человечество к счастью. Груды трупов, которыми Дантон, Марат и Робеспьер с друзьями завалили улицы, внезапно смутили ее. Отвратительное убийство герцога де Бриссака привело Манон в полное отчаяние. Однажды вечером она призналась:
- Вы знаете, как я восхищалась революцией. Так вот: теперь мне стыдно за нее!
Она, конечно, хотела смерти врагов Родины, но предпочла бы, чтобы это делалось каким-нибудь более чистым и достойным способом, например с помощью виселиц. Эта романтичная женщина представляла себе палачей, которые каждый вечер вешают приговоренных на деревьях городов, а вся церемония сопровождается песнями, танцами и речами.
Утром служащие свалки с пением приходили бы снимать трупы, как 'крестьяне срезают больные гроздья со своих лоз'. Потом в разукрашенной лентами тележке мертвых отвозили бы на луга Бри, где они 'удобряли бы борозды'.
Такие казни были бы изящны и проходили бы мило спокойно, доставляя удовольствие всем - даже приговоренным...
Вульгарные же убийства, совершенные палками, кухонными ножами, пиками, оскорбляли чувствительность госпожи Ролан.
Внезапно эта толпа, которую она сама возбуждала, испугала ее.
- Смотрящий в лицо народа, - сказала она, - видит чудовище.
Эту фразу повторили Дантону, и он в совершенной ярости обозвал ее 'салонной революционеркой' и 'облезлой шлюхой'.
- Она оскорбляет меня, - заявил он, - и я хорошо знаю почему.
За несколько дней до этих событий Дантон так ответил собеседнику, упрекнувшему его за сентябрьские дни:
- Мсье, вы забыли, с кем говорите. Вы забыли мы мерзавцы, что мы вышли из грязи... и можем управлять только с помощью страха!
Дантон был прав: эти 'мерзавцы' не могли нравиться нежной Манон, вскормленной Вергилием и Монтенем. Она побудила своих друзей-жирондистов бороться всеми способами против дантоннстов, и ей удалось расколоть Собрание на два враждующих блока...
Каждый вечер в ее салоне собирались мужчины, для которых она была богиней, вдохновительницей, тайной мечтой, чтобы получить указания: это были Гаде, Баобару, Луве, Бриссо, Верньо и Леонар Бюзо.
