Внутри кафешка оказалась так себе: не слишком чисто, не слишком стильно. И грязновато. Но все равно не сравнить с прежним советским общепитом.
Решив не быть слишком придирчивым, Береславский сел за столик в отдельной кабинке, выгороженной тесаными сосновыми досками. Они уже потемнели, но еще пахли деревом.
Тут же подошла официантка, симпатичная девчонка лет двадцати. Она назвала реально существующие блюда, — примерно треть от обозначенных в лежащем на столе меню, — и, приняв заказ, удалилась, гордо покачивая обтянутой рейтузами попкой.
Ефим вздохнул. Эту девушку он интересовал только в качестве поглотителя ее стряпни (она сама же и готовила еду в крохотной кухоньке). И то лишь в обмен на денежные знаки.
Впрочем, девушка сейчас тоже интересовала его не очень. Пока был у мамы, немножко отошел от происшествия у кладбища. Теперь же, вспомнив страшного Терминатора в зеркальце заднего обзора, вновь пережил весь ужас утренней погони.
«Пригнись — и пуля пролетит», — снова засвербила мозг пришедшая там, на шоссе, строчка. Береславский попробовал подумать о чем-нибудь другом, но фраза не уходила. Он придвинул к себе салфетку и быстро набросал:
Перечитал написанное. Как всегда, после «излияния» на душе стало легче. Ефим скомкал салфетку и бросил в пепельницу. Раз судьба повернулась так, значит, надо принять это как должное.
Он еще раз «прокачал» имеющиеся факты. Откровенно говоря, они не радовали.
Никогда в жизни Береславскому не приходилось чувствовать себя дичью. Никогда он специально не лез ни в какие передряги. Да, выпендривался перед девицами. Да, из-за гордыни принимал не самые осторожные решения. Но Ефим никоим образом не причислял себя к искателям приключений на ниве кулачных, а тем более — огнестрельных взаимоотношений. И вот он вполне сознательно угробил человека.
Береславский аж головой помотал: настолько все было ирреальным. Но здравый смысл и тяжесть здоровенного пистолета во внутреннем кармане не позволяли ему счесть запечатлевшиеся в мозгу картинки следствием временного помрачения. Он потрогал куртку рукой, как бы вминая «ствол» вглубь: все время казалось, что окружающие внимательно присматриваются к подозрительной выпуклости.
Тем временем девушка принесла салаты и ушла за занавеску жарить на газовой плитке котлеты.
Ефим задумчиво принялся за еду. Салат типа «Оливье», идущий на этот раз под именем «Столичный», оказался на удивление вкусным и свежим. Береславский обожал это кушанье, которое в России давно стало символом либо праздничного стола, либо хорошей жизни. Когда он начал ездить по миру, его очень удивило, что, кроме как на его родине, это блюдо нигде не готовят. Более того, в Испании нечто похожее, — и гораздо менее вкусное, — называется «енсаладо руссо». То есть русский салат.
Настроение сразу поднялось. Ефим про себя ухмыльнулся. Вот ведь как устроен человек! За ним по следу идут какие-то странные злодеи. Под курткой у него штуковина, за которую сразу можно схватить три года тюрьмы. Впереди — вообще непонятно что. А вот написал стишок, поел салата «Оливье» — и жизнь уже не кажется столь уж мрачной. А чего удивляться: собака — млекопитающее, горилла — млекопитающее, и человек — тоже млекопитающее. Различия, конечно, есть, — бессмысленно их отрицать, — но сходства все же больше.
Когда девушка принесла дымящуюся, отлично прожаренную котлету с классно приготовленной картошкой, его страх перед будущим отошел совсем уж в дальнюю область подсознания. Картошка была не общепитовской новомодной «фри», а нормально, по-русски, жареной картошкой: с луком, маслом или чем-то там еще. Ефим не вникал в такие нюансы, главное, что было исключительно вкусно. От одного запаха рот сам раскрывался.
Только когда на тарелках стало чисто, а обладательница замечательной попки, не дожидаясь, пока он покончит с десертом, слупила с него причитающуюся за еду плату, он задумался о дальнейшем.
Машинально уплетая кусок торта и запивая его чаем, Береславский планировал остаток сегодняшнего дня. Первое и главное, за чем он подался в Обнинск, — научиться обращаться с нечаянно доставшейся ему «пушкой». Что бы там ни было, а безропотной жертвой Ефим не станет никогда. Потрясется, подергается, но если уж встал на тропу войны, то воевать будет по полной программе.
Этому научился еще в первом дворе его детства. Именно там он постиг поистине великое заклинание, которое помогало собраться перед главными ребячьими битвами. Оно было коротким и звучным: «Не бзди!»
Маленький Ефим затруднился бы перевести это на общепринятый язык, но знал точно, что лучше потерпеть боль, чем стыд, когда уважаемые во дворе люди станут называть тебя «бздуном». Даже легкая слабость — это называлось «взбзднуть» (единственное известное литератору Береславскому слово, имевшее в своем составе шесть согласных подряд) — считалась постыдной и каралась всеобщим презрением.
Береславский мысленно произнес обращенное к самому себе заклинание. После чего направился к автомобилю.
Уже в движении еще раз спокойно «прокачал» ситуацию.
На них с Сашкой кто-то наехал. Наехал так сильно, что это невозможно объяснить бизнесом: «Беор» не стоил даже денег, истраченных на убийц. Все, казалось бы, объяснилось вычисленной ошибкой налетчиков. Но наезд на этом не прекратился!
Правда, и он, и Сашкина семья — живы. Однако Ефим отдает себе отчет, что это произошло в значительной степени из-за удачного стечения обстоятельств. Разложись карты иначе, — и зарезервированная Береславским могила на Салтыковском кладбище уже была бы занята. Ефим поежился.
Итак, что сделано на сегодня. Сашка — в безопасности, насколько можно их ситуацию определять данным термином. Сам Береславский отбил прямую атаку и, почти вооруженный, двигается к Роману Сереброву. С его помощью он надеется стать по-настоящему вооруженным.
Но все это не то. До тех пор пока не будет ясности по причине наезда, опасность останется. Даже если она исчезнет, по независящим от Ефима обстоятельствам, то Ефим об этом еще долго не узнает и будет обречен на жизнь, полную мучительного страха.
Вывод: в первую очередь попытаться разобраться с Сашкиным соседом, из-за которого весь сыр-бор. И, параллельно, резко усилить медийную кампанию. Спастись можно, только став центром общего внимания. Причем если с соседом разобраться будет чрезвычайно сложно, — Береславский понимал уровень конкуренции и соотношение сил по этому направлению, — то второе вполне возможно. В конце концов, он ведь профессионал.
Приняв решение, он успокоился. По крайней мере, пока он все делает правильно. Мама, конечно, сильно испугалась, но тут уж ничего не поделаешь.
Ефим заехал к маме сразу после стычки с Терминатором. Задача у него была непростой: удалить ее с места постоянного проживания, ничего при этом не объяснив, да еще и по возможности не напугав. Он долго думал, как бы половчее соврать. Потом решил, что сообразит по ходу дела.
Мама встретила его с радостью. Но вопросик в ее глазах все же наблюдался. Обычно Береславский заезжал поздно вечером, после работы. А тут — утро рабочего дня. Странно.
С мамой у Ефима было полное взаимопонимание, но все же здесь был не тот случай, когда откровенность могла помочь. Ефим напрягся и соврал изощренно. Зная, как мама мечтает о том, чтобы он наладил семейную жизнь, Береславский начал с Наташки.
— Знаешь, я все же решил жениться, — объявил он. Такое чрезвычайное известие вполне оправдывало чрезвычайный визит. Мамины мысли устремились по благоприятному руслу.
