Мангакис упрямо мотнул головой.
- Нет! Нет! И еще раз нет!
Корнев прищурился.
- Нет, Бэзил, жизнь не сломила вас!
Он помолчал, прошелся по холлу. Затем подошел и остановился перед сидящим на стуле советником.
- И напрасно вы стараетесь убедить себя, что можете отречься от того, что вам дорого. Признайтесь хотя бы сейчас, в этот момент: вы любите то, что делаете в Богане вместе с Мануэлем Гвено, вместе с людьми, с которыми вы работаете, позабыв о том, что их кожа отличается от вашей. Признайтесь, ведь вы мечтаете тайком о том времени, когда в Богане люди будут служить тем идеалам, за которые вы в свое время сражались в Греции. Вы мечтаете выиграть здесь борьбу, которую проиграли в сорок девятом. И победить не оружием, а силой своих знаний, отданных людям маленькой африканской страны.
- Но что вы всем этим хотите сказать? - хрипло проговорил Мангакис. Лицо его осунулось, он словно сразу постарел.
- Иногда достигнутое необходимо защищать с автоматом в руках! отчеканил Корнев. - Вы были в ЭЛАС не меньше чем полковником.
- Я отказался от прошлого!
- И это говорит герой гражданской войны Микис...
- Молчите! - вскочил Мангакис. - Вы... Откуда вы знаете мое имя?
Корнев спокойно положил ему руку на плечо.
- В юности я писал стихи о Греции и собирал вырезки - статьи, карты, фотографии. Наша война уже кончилась, и я не успел убежать на фронт, хотя и пробовал трижды. А вы дрались с фашистами...
Он прищурился:
- В одном из наших журналов был напечатан и очерк о вас, о полковнике ЭЛАС Микисе Ставропулосе!
- В газетах было, что я погиб, - глухо ответил Мангакис.
- У меня отличная память на лица, и ваше лицо все время казалось мне удивительно знакомым... полковник.
Грек бессильно опустился на стул.
- Я не хотел, чтобы Елена когда-нибудь узнала об этом. Дети презирают побежденных.
- А вы уверены, что она ничего не знает?
- Да.
- Тогда почему же вы хотите, чтобы она видела вас сейчас побежденным человеком, чьи идеи, чей почти десятилетний труд оказался растоптанным сапогами того фашиста, который, может быть, дрался против вас в Греции?
- Замолчите! Я требую - замолчите!
Голос Мангакиса был яростен, руки его дрожали.
- Я и Елена, мы вне борьбы.
- Хорошо. Забудем об этом, - неожиданно оборвал разговор Корнев.
Он молча подошел к радиокомбайну, стоящему в углу, машинально нажал клавиш включения. Приемник был настроен на волну 'Радио Габерона'.
Станция работала нормально. Передавали национальную музыку. И вдруг Корнев встрепенулся:
- Вы говорите... пять минут одиннадцатого? Но тогда должны были передавать последние известия. Странно, почему они изменили программу?
На веранде загрохотали шаги, Корнев поспешно выключил приемник, и почти сейчас же в холл вошел Хор.
- Пока вам везет, джентльмены!
Он сказал это мрачно, почти со злобой.
- Эти болваны так обработали черномазого, что тот просто не в силах что-нибудь сказать. Да ладно, у меня есть еще кое-что в запасе на этот случай. Кстати, я советовал бы вам хорошенько подумать - ведь ни девушка, ни парень не умрут легкой смертью, если вы мне все-таки пытались солгать.
Он обернулся к веранде и крикнул в темноту:
- Тащи-ка его сюда, ребята!
Двое наемников втащили потерявшего сознание Мануэля Гвено, бросили его на пол.
Это были уже не Джимо с товарищем: парни служили раньше в полиции Боганы, еще при колонизаторах - в 'спешиал бранч', особом отделе. Уж они-то умели вытряхивать из арестованных все, что те знали. В лагере они сотрудничали с агентами тайной португальской полиции - ПИДЭ, и Хор лично включил их в свою группу.
- Симон, Ашаффа, пока вы свободны, - кивнул Хор палачам. - Идите.
Подождав, пока наемники не покинули холл, майор обернулся к Мангакису и Корневу.
- Способные ребята, а?
Он кивнул в сторону сада.
- И будет очень жаль, если к ним в лапы попадет... ну, допустим, белая девушка!
Мангакис встал и, сжав кулаки, молча пошел на Хора. Тот вскинул автомат и упер его ствол в грудь Мангакиса.
- Но, но! Хоть вы и с американским паспортом...
Советник стиснул зубы, но остановился. Лицо его побагровело.
- Вы не посмеете! - яростно выдохнул он. Хор опустил автомат и отошел к камину, плюхнулся в кресло, следя за каждым движением отца Елены.
- Как знать... - скривился он, - на войне как на войне...
Мангакис обвел его тяжелым взглядом, потом шагнул к распростертому на полу Гвено.
- Когда-нибудь вы за это ответите, Хор!
Сказав это, Корнев тоже шагнул вперед и стал на колени возле тела министра.
- Вина!
Он обернулся к Мангакису, и тот дал ему бокал, твердой рукой наполнив его вином. Корнев осторожно влил несколько капель вина в разбитый рот Гвено.
Мануэль застонал и очнулся. Он увидел склонившегося над ним Корнева и попытался улыбнуться.
- Ничего, - услышал Корнев его слабый шепот. - Мы... их сильнее... все равно сильнее...
- Господин секретарь, скажите, где министр? При этих словах Хор мрачно улыбнулся. Мануэль Гвено слабо качнул головой. Его окровавленные губы зашевелились.
- Скажите... Скажите им, кто я такой... Я... их... не боюсь...
- Он бредит! - почти выкрикнул Корнев, стараясь заглушить слабый шепот Гвено. - Он потерял рассудок.
- Это мы сейчас выясним. Симон!
Один из солдат, втащивших Мануэля Гвено, немедленно появился с веранды, вытянулся.
- Слушаю, сэр...
- Позови-ка сюда Аде, да поживей!
Солдат козырнул, снова щелкнул каблуками и кинулся исполнять приказание.
Майор проводил его взглядом.
- Так вот, господа, - обратился он затем к своим пленникам. - Я забыл вам сказать, что Аде знает вашего друга в лицо. Они же из одной деревни, что напротив нас, через лагуну.
Майор посмотрел на часы.
- У меня еще есть пятнадцать минут. Через пятнадцать минут мы уйдем, но я обращаюсь к вам, господин Мангакис, как к человеку более благоразумному. Большевики (он кивнул в сторону Корнева) всегда отличались безрассудным упрямством даже тогда, когда игра проиграна...
- Как, например, под Москвой в сорок первом, под Сталинградом в сорок втором...
Корнев выпрямился над вновь потерявшим сознание Гвено.
Судорога исказила лицо Хора, рука его стиснула автомат, и в этот момент вошел Аде.
- Слушаю, сэр...
