Моя жизнь - это война. 'Благодаря ей у меня есть боевые товарищи. Потому что только война дает настоящих товарищей. Она не позволяет лицемерить, лгать, притворяться. Война - жестокое, но самое честное испытание для настоящего мужчины. Да, я служу войне, я живу войной, и я верю, что на мой век войн хватит.
Корнев насмешливо вздохнул:
- Насколько я знаю, в Конго вы не придерживались законов рыцарства. Вы сжигали беззащитные деревни и отрубали головы старикам и детям. И получали за это такие деньги, каких вам никогда бы не заработать в Европе. Кое-кто из тех, кого вы так сентиментально именуете боевыми товарищами, продолжает наживаться на своих прежних преступлениях, даже, как говорится, отойдя от дел. Они пишут книги, снимаются в фильмах, изображая собственные подвиги. Не так ли, мистер Хор?
- Что ж, если люди читают наши книги и видят в нас, которых вы называете преступниками, героев, тем хуже для них. Каждый получает то, что он заслуживает.
- Это было написано на воротах фашистских концлагерей, - вмешался Женя.
Хор посмотрел на него с интересом.
- А ведь из тебя, попади ты в хорошие руки, вышел бы неплохой солдат, парень. Как из твоего друга...
Он кивнул на стоящего в дверях Майка и опять обернулся к Корневу:
- Кстати, мистер Корнев...
Он уселся в кресло и демонстративно зевнул.
- Вам везет! Я знаком со многими журналистами. Обычно они гонялись за мной - интервью, контракты на книги и все такое. А вы первый, кто видит меня в действии. И если вы будете вести себя паинькой, как до сих пор, новое правительство вышлет вас из страны в целости и сохранности. Тогда вы заработаете на сегодняшней истории кучу денег. Не правда ли, мистер Мангакис?
Мангакис пожал плечами.
- Мой друг никогда не гонялся за сенсацией. Он ученый, он анализирует проблемы...
- Тем лучше!
Голос Хора обрел доверительные нотки.
- Я не сенсация. Я проблема.
- Сэр!
В дверях вырос Аде.
- Подъехала машина. Черный 'фольксваген'. Хор вскочил:
- Гвено? Дать ему спокойно войти!
ГЛАВА 5
Аде поспешно выбежал. Хор, схватив автомат, встал за дверью, прижавшись к стене.
- Капитан Браун! На веранду! - негромко приказал он и обернулся к сидевшим за столом. - А вы, господа, не двигайтесь. В интересах вашей же личной безопасности. Ну!
Корнев сглотнул комок, внезапно подступивший к горлу. Евгений взглянул на отца и опустил голову. Впервые в жизни он вдруг ощутил свое бессилие. До сих пор он не знал, что такое неудача. В школе он учился хорошо, шел в первых учениках, хотя и не слишком утруждал себя сидением над учебниками. Знания давались ему легко, зато дисциплина хромала. Его энергичная, деятельная натура требовала чего-то большего, чем подчиненная режиму школьная жизнь. Он быстро увлекался и так же быстро остывал. Увлечение фотографией сменялось коллекционированием магнитофонных записей, из автомобильного кружка он переходил в драматический. Он оставался верен лишь одному увлечению - книгам. Отец собрал большую и интересную библиотеку, и с каждым годом юноша открывал в ней для себя все новые, неизвестные ему дотоле сокровища. Книги о подвигах, которыми он раньше зачитывался, теперь вызывали лишь глухое раздражение. Ну и что? Тогда характеры действительно выковывались в трудностях, в борьбе. Гайдар командовал полком в четырнадцать лет - таково было время. А сколько было Олегу Кошевому?
Его энергия находила выход на уроках военного дела. Их вел офицер-отставник, бывший десантник. Левая рука его была навечно скрючена, полподбородка начисто стесано. Он носил старую гимнастерку и целый щит орденских планок на груди.
Ребята в нем души не чаяли, особенно когда он начинал рассказывать о войне. Истории были жуткие, жестокие, но дух от них захватывало. Разошедшись, военрук доставал из кармана большой складной нож и метал его в цель - специально принесенный чурбак - в самый срез, в кольца дерева. Метал раз за разом, точно в центр.
Все мальчишки школы - от третьеклассников до усатых выпускников увлекались этим. И многие мечтали об армии, о службе в десантных войсках...
Армия! Вот где и сегодня нужны сила и ловкость, твердый характер, решительность, воля.
В Африку Евгений уезжал с радостью. Он твердо верил, что сегодня это единственный континент, где еще живут приключения, где таинственное и неизвестное таится на каждом шагу в обычных на первый взгляд вещах.
Он знал, что над Боганой сгущаются тучи. Он читал об этом еще в московских газетах. Да и здесь все ждали вторжения или переворота, или еще чего-нибудь в этом роде. Евгений внутренне был готов к бурным событиям в стиле приключенческих фильмов. И даже сейчас происходившее занимало его своей бурной стремительностью.
Он смотрел на все словно бы со стороны, не ощущая реальности происходящего.
Тишина длилась минуты две-три. Потом за дверью что-то загрохотало, раздались крики, шум борьбы.
- Черт! - вырвалось у Хора.
Он ударом ноги распахнул дверь и направил ствол автомата в коридор.
- Живым взять! Живым! - проревел он.
И сейчас же в холл ввалились два солдата и Аде. Они волокли африканца в окровавленной белой рубашке, выбившейся из-под элегантного черного пиджака, один рукав которого был оторван.
Аде мощным ударом в подбородок швырнул пленного на пол, он пролетел через весь холл, ударился головой о камин, застонал, попытался встать.
Солдаты испуганно смотрели на распростертое тело. Оба они были из Боганы, и Майк помнил, что одного из них звали Джимо. Это был невысокий крепыш с тяжелым квадратным лицом. Вместе со своим другом (Майк не помнил, как его зовут), длинным малым с чахоточной грудью и развинченными движениями рук, болтавшихся словно на шарнирах, он бродил в поисках работы от Порт-Жантиля до Дакара. Длинный тщательно скрывал в лагере свою болезнь - боялся, что его выгонят, хотя о том, что он болен туберкулезом, знали все офицеры. Но им было совершенно безразлично, кого уложат у берегов Боганы.
Джимо мечтал стать проповедником и учился грамоте самостоятельно. Он даже добровольно вызывался в караул - сидел в будке у лагерных ворот и при свете прожектора учил английские буквы и слоги по дешевому тоненькому букварю, аккуратно скрепленному самодельной обложкой из прозрачной пластмассы.
К Джимо приходил его друг, и Майк видел, обходя посты, как тот сидит, закутавшись в грязное, бывшее когда-то бежевым одеяло, и, стараясь удержать кашель, чтобы не мешать, с уважением следит за толстыми, с трудом произносящими чужие звуки губами Джимо.
В глубине души Майк подозревал, что эта пара дезертирует, как только окажется на родной земле, и то, что они сумели схватить Гвено, искренне удивило его.
- Идиоты! - прошипел Хор. - Я же предупреждал - впустить беспрепятственно.
Он обернулся к солдатам:
- Эй вы, свиньи! Разве так обращаются с министрами? Помогите ему встать. Вот так. Да прислоните его к стенке, если не держится на ногах!
Джимо с другом поспешно выполнили приказ. Чахоточный даже попытался стереть рукавом кровь с лица Гвено, который резко от него отвернулся.
Хор оглянулся на сидящих за столом, закусил губу, зябко поежился. Взгляд его скользнул по лицу Елены, бледному, полному ужаса, задержался на руках Жени.
Он сделал несколько шагов по холлу и резко остановился перед Майком.
- Капитан, - скривившись, сказал он. - Я вижу, вы здесь встретили друзей детства. Наверняка вам будет
