быстро, но преследователи его тоже были сильными, они хорошо ели и были одеты тепло. Когда его окружили и он понял, что теперь снова вернут в Зону, то сказал им, что в тюрьму больше не вернется, что в руки живым не дастся... Заговорил зубы, а когда хотели свалить его и надеть наручники, в мгновение ока обезоружил троих, расшвырял как котят, а четвертый успел отскочить и всадил ему очередь в спину...
Ушли они за машиной, а стрелявший остался охранять убитого, и прождал их до самого вечера, и очень замерз. А когда они вернулись, он был очень злой, нервы сдали, и он пытался выстрелить и в тех, кто его оставил с трупом до темноты. Но руки замерзли, и он не мог нажать на спуск. Его сбили на снег, отобрали автомат и повезли рядом с убитым, связанного. А когда привезли в Зону, завели дело и вскоре отправили в дисциплинарный батальон.
Покойный был очень любопытный человек, и жизнь его давала мне повод для обобщений. Значит, здесь ему это зачтется. И желудь он свой донес в первом побеге... Родится сын Земли и Неба...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Завтра вечером в Зоне будет концерт, посвященный Дню милиции и годовщине Великого Октября одновременно. Приедут и шефы, с соседнего поселка, с ткацкой фабрики, станцуют парочку русских народных танцев. Обледенелый Жаворонков лишь на миг сбил ритм жизни колонии, и он снова наладился - ровный и неумолимо-неизбежный, как очередная годовщина Великой Октябрьской социалистической революции.
Концерт состоял всегда из сольных номеров гитаристов с присвистом, одного, обычно украинского, танца, декламации собственных виршей и стихов гражданственного и патриотического звучания. На сей раз завклубом решил выпендриться на полную катушку, задумав эпохальную постановку пьесы о Ленине, рекомендованной Главным политическим управлением. Для этого актеров-зэков по утвержденному Львовым списку освобождали от работы, и они проводили по полсмены в репетициях сценического отображения деяний большевиков-ленинцев.
В последний день перед завтрашним спектаклем в клуб зашли проверяющие Зону подполковники из краевого управления во главе с нашим замполитом - решил он показать им свою наглядную агитацию и декорации спектакля, что являлись его особой гордостью...
ЗОНА. КРОХА
Я в этой постановке Ленина играл, умора... Ну, не потому, что сильно похож, совсем даже и ни капли, просто эти олухи-то совсем не врубаются в театр, что да как, а я более-менее. Играл в школьной самодеятельности. Лысину мне выбрили, бородку и усы приклеили, грим как в настоящем театре... Тут в пятом отряде известный гример срок тянул за воровство у заслуженных артисток золотых украшений... втирался в доверие, на пышные квартирки их хаживал и потихоньку бомбил золотишко. А гример классный, из меня такого Ленина сделал, что замполит только на 'вы' стал со мной разговаривать и всякий раз вздрагивал, когда видел. А Дупелис такое отмочил! Офонареть можно! В полном гриме Дзержинского слинял из клуба покурить. А тут Львов вечерком решил прошвырнуться по территории и вдруг выворачивает из-за угла живой Феликс да как вякнет: 'Здравствуйте, товарищ!' С перепугу отдал честь подполковник... И твердо пригрозил упечь 'Эдмундовича' за такие шутки на полгода в ШИЗО.
Назначили артистов. Тексты учим... А их - прорва. Ну и говорун был товарищ Ленин, а мне учи его треп за тюремную пайку. А что делать, замполит застращал - плохо сыграем, все припомнит.
Тоже дело - чем на работу канать, лучше ж в тепле покайфовать мизансцена, диалог, монолог... я тащусь...
Ну и случилось-то что... Эта вся революционная придурня в гриме, кожанках и шинельках, с деревянными винтарями и шпалерами, надо мной балдеют - мол, Ильич, опять скоммуниздил хлебушек, счас мы тебя на кукан посадим. Шуточки долбанутые, честно расколюсь. Ну, и дошутились с куканами...
Тут завклубом, режиссер-то наш, Станиславский, блин, недоделанный, как на грех, привел паренька из третьего отряда, тот, с малолетки, такой белобрысый, свеженький, краснел все, как девочка. Он у нас должен был Крупскую играть в молодые годы.
На него глаз Хмурый положил... наш Железный Феликс... Притерся к пареньку этому и стал обхаживать...
Замполит с шоблой проверяющих нарисовались втихую, когда генеральная репетиция уже закончилась. Ждали завклубом, чтобы осмотреть декорации, и приказывает он поднять занавес. Кто-то побежал поднимать, а замполит наглядную агитацию в зале кажет, радуется, комиссия балдеет...
Ну, тут занавес открылся, а там...
Распахнув длинную шинель, товарищ 'Дзержинский' прямо посреди сцены, положив грудью на мой личный стол (самого Владимира Ильича Ленина) 'Крупскую' с задранным подолом, шворкает ее натурально... да так вошли в образ, что проморгали шухер и открытие занавеса. А потом, как в 'Ревизоре', - полный паралич зрителей и артистов... И так Феликс растерялся, что сдвинуться не может - зажгли полный свет на него... Застыл... Тут я хотел спасти ситуацию, шагаю из-за кулис, смахиваю зэковскую пидорку с лысой головы и возмущенно гоню монолог:
- Феликс Эдмудович... это не по пголетагски делать из меня гогоносца... Надежда Константиновна... не ожидал... пгинеси чайку... И отвалите от моего стола... Мне надо сгочно писать статью 'Все на Вгангеля!' в 'Пгавду'...
Тут подполковник-проверяющий, видя такой вопиющий кипиш, в ярости полез на сцену, а заскочив туда, наметил пнуть 'Эдмундовича'... Прелюбодеи очухались и заметались, надевая портки и оправляя платье.
Подполковник намерился вложить в пинок по осквернителям морали весь свой пыл и так замахнулся, что когда промазал, то хрястнулся так сильно и неловко, что заорал благим матом. Греховники смылись, жирного проверяющего кантуют, а он брыкается и ревмя ревет: 'Нога, нога!' Давят косяка погонники, а там открытый перелом...
Вот тебе и... кукан...
Спектакль назавтра сыграли, но 'Дзержинского' потом в изолятор, 'Крупскую' замполит застращал, обещая перевести за аморалку образа верной жены вождя мировой революции во Владимирскую политическую тюрьму. Завклубом выгнали в бетонщики. А ко мне намертво прилипла кликуха - Ленин.
Правда, и радость маленькая перепала. Тут как дали эти девахи с русскими народными танцами в цветастых юбках. Как завихрили в танцах, так все нижнее белье наружу выкатило. Я тут за сценой, пока прапорщик отвернулся, выпросил у нее трусики. Она заржала так, смекалистая дивчина. Но пожалела, задрала юбку, осталась в одном исподнем белье, холщовке. А дальше постеснялась. Сняла с себя портки и швырнула мне, ничуть не стесняясь. Я как бросился на них, а рядом тут еще Железный Феликс. И чуть не сцепились, разодрали мы ее трусики в клочья. Я свою половину за пазуху, и дух такой идет, что мне свету уже белого не видать. А Феликс как сунул их себе в нос, все никак не надышится. Чуть в обморок не упал, а еще Железный.
А спектакль очень Зоне по кайфу выпал, хлопали стоя полчаса... особенно полюбилась Крупская, играл салага так бабу, что я понял: мою Надю от разврата не спасти. Гевновал стгашно, товагищи...
НЕБО. ВОРОН
Здесь, на Небе, сказывают, что в свое время на эту бедную планету ссылали некачественные души - злобные, невежественные, алчные. С того все и пошло наперекосяк - вся история Земли вразнос, войны бесконечные, зависть и слепая ненависть, что не даст в результате не то что построить некий социализм царство равных (а пока живущие в стране России твердо уверены в этой могучей утопии), но даже более или менее приличное общество, где бы никто не зарился на кусок соседа... Как, впрочем, и другие страны идут в этой непомерной страсти к деньгам и воровству недалеко от России. И это, как я уже понял, диагноз - обществу, человечеству, всей цивилизации.
Что - поменять души, загнанные сюда когда-то?
Ну, это уже промысел Божий и не тема для дискуссии. А пока все движется, как движется, на моей памяти уже сотни лет. Люди в этой северной стране приводят к правлению собой мудрых и не очень вождей. О каком прогрессе можно говорить, ведь каждый вождь хочет сделать свою модель государства и мира. А еще они хотят сделать свою модель человека, вот что страшно...
Писание, оставленное теми, кто заселял Землю душами, вроде бы говорит им о праведном пути, да только в грош не ставят люди их это высшее Знание. Выдумывают каждый свое, старое сжигая, и нет конца их самодовольству.