Вожди бросают в костер свой народ, и еще целые народы и государства, и что им делать - власть есть разврат, и избежать сего невозможно.
Вот и весь печальный и скромный итог заселения этой Земли.
А про нашего с Батей Володьку Лебедушкина - особый разговор. Разве за анашу его пригрели прапора?.. О-о...
ВОЛЯ. ДОСТОЕВСКИЙ
Что ж, ничего не изменится? Не рано подводить итоги? Кто-то же должен вынести уроки тупых, продажных и самодовольных вождей, встать на путь нового устройства мира, в основе которого - человек, но не управляющий им вождь.
НЕБО. ВОРОН
Нет, уважаемый 'Достоевский', нет. Пирамиды в честь вождей - не далекое ваше историческое прошлое, а вечное ваше проклятие, ваше будущее. Я был в начале века в Москве, когда огромный, могучий Запах Горя потянул туда тысячи воронов - рисовальщиков Картины Жизни. Там что-то случилось, и нам надо было запомнить это, и я запомнил. Это умер главный вождь, совершивший здесь 'революцию'. Люди плакали, миллионы людей выли, как собаки, и это стянуло нас со всех сторон огромной страны. В день смерти сподвижники вождя вызвали самого талантливого из архитекторов и приказали за ночь придумать умершему пантеон, пирамиду, что угодно, но чтобы все было как у древних фараонов. Это, прошу заметить, двадцатый век, уже радио изобретено, через какие-нибудь полвека, даже меньше, человек полетит в космос, к Небу. И архитектор придумывает мавзолей и назавтра его чертит, и за сутки его возводят.
И через два дня тысячи людей идут поклоняться новому божеству... этой мумии поклоняются до сих пор наивные люди.
Но архитектор не стал ничего придумывать, а взял за основу Пергамский алтарь сатаны.
Нет, не вожди и их приближенные... Они все отпетые циники и воры. Думают они только о себе, сами ветхие и безмозглые, как мумии... И о народе им нечем думать... да и не позволено теми, кто их купил для службы дьяволу...
Это было, есть и будет. И будут войны и голод. И будут преступники, и эти Зоны. Мавзолеи сносят, чтобы они возродились в ином месте и стали еще выше, пышнее и страшней...
ВОЛЯ. ДОСТОЕВСКИЙ
Вернемся в Зону... Сколько народу пострадало за эти бесовские мумии... окончательно прозревали уже здесь, в лагерях...
И каялись, и становились другими, и в Бога начинали веровать, и добрые поступки совершать. И что? Смерть лютая им за это - от рук нераскаявшихся. Или выход на волю, и там вновь - грех и вновь возвращение сюда... Новая 'вера', созданная мумиями за счет жутких репрессий, рек крови, миллионов загубленных жизней, долго не протянет. 'Апостолы' главного вождя сгинули, народ стал грамотный, и ему много открылось запретного. Каяться надо всем... Ведь сами рушили веру и церкви, своими руками несли иконы в костер. Доверились бесам и пошли стадом на убой...
НЕБО. ВОРОН
Видите, как вы хорошо меня понимаете. Так каких же вам надо наград еще, нежели осознание себя грешным, как не открытие пути к покаянию души? Она ведь вам еще пригодится, не век же вам мотаться по этой несовершенной земле? Когда-то же надо становиться существом духовно развитым. И ничего недоступного вам уже не будет. Станете прошлое осмысливать, и мудро в настоящем жить, и будущим управлять...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Побеги, смерти, кровь - все это хоть и составляет одно из вечных атрибутов жизни Зоны, но есть и другая - каждодневная жизнь на работе, которая зачем-то нужна была всем им - зэкам, 'хозяину', стране. И колесо дней крутилось вокруг этого - работа, работа, работа.
Медведев решил не думать о всех многочисленных кознях последних дней и посмотреть, как работают- то его подопечные в перерывах меж убийствами, чифирем и картами.
Он обошел все полигоны, приглядываясь к своим. Все здесь шло обычным своим ходом - заливался бетон, готовилась опалубка, стропальщики загружали сваями машину, а нетронутые штабеля продукции уже обросли снегом, казались белыми горами.
Ничего не происходило, стройка как стройка, люди как люди.
Но еще неделю назад кто-то аккуратно обливал бетоном деревянный короб, в котором умастыривался веселый Жаворонков. Кто-то провожал его, стуча в дерево напоследок - передавай привет воле, браток...
Все здесь как на воле, только одеты строители необычно да матерятся, возможно, чаще, чем те, что на воле. А может, и нет.
Добавили им оплату, и работа, как доложила администрация завода, пошла посноровистее - кому копеечка-то не нужна?
Издали увидел, как в проеме одного из цехов исчез капитан Волков с двумя прапорщиками. Ясно, проводит плановый обыск в подсобных помещениях. Видеться с ним, честно сказать, и особенно в свете последних событий, Медведеву не хотелось, но вскоре его окликнули: к нему бежал солдатик из конвойной службы. Прислал солдатика Волков, просил вместе поучаствовать в обыске. Пришлось...
Волков уже проверил все раздевалки, душевые, столовую. Майор присоединился к нему перед ангаром, где работали два сантехника, зэки Кочетков и Чижов.
Когда группа вошла в комнатку сантехников, Кочетков попытался спрятать нож-самоделку, который обрабатывал, но было уже поздно. Вокруг лежали заготовки для следующих ножей, браслеты, ручки из оргстекла - в общем, обычные зоновские поделки. Умелец виновато поздоровался и, потупясь, замер под торжествующими взглядами проверяющих. Второй же, Чижов, как-то странно, тупо созерцал окружающее, по лицу его скользила глупая ухмылка, казалось, он не видел вошедших; красные, как у хищника, выпученные глаза тяжело ворочались. Не в себе был парень.
Майор подошел совсем близко, заглянул в бессмысленные глаза с красными прожилками артерий.
- Ага, клиент наш... - печально сказал он. - Ну-ка, дыхни.
Чижов тупо повиновался. Запаха не было.
- Нажрался чего-то... - брезгливо бросил Медведев, отходя.
Наглотавшийся таблеток зэк, которому было жарко и смешно, улыбнулся широко и глупо.
- Какие трубки, гражданин начальник? - зачем-то спросил он. - Да пожалуйста. - Он распахнул фуфайку, под которой была майка с самодельной эмблемой Олимпиады-80 - забавный медвежонок.
- На Олимпиаду собрался... - усмехнулся Волков.
- Ну, - твердо сказал зэк, качнувшись. - Чего зенки вылупил?! Отваливай!
- Ага, соревноваться, кто больше таблеток сожрет... - подхватил Волков, показал прапорщикам: - Обыщите, может, еще что осталось. В карцере теперь будешь олимпиадить.
- Да я же не пьян, начальник! Чего бодаешься, барин! - искренне возмутился Чижов. И захохотал.
Его обыскали, затем обшарили второго зэка и стеллажи. Летели на пол груды вентилей, каких-то болванок, рушились писсуары, умывальники, падали инструменты. Прапорщики крушили все подряд, будто не будет завтра у сантехников вызовов и не пригодится все это...
- Поосторожней! - увидев это, прикрикнул Медведев.
- Да-а... - разглядывал Волков Чижова, - человек от обезьяны произошел, а ты - обратно к ней идешь. Доигрался! Будешь теперь козлом.
- На себя в зеркало посмотри, - выговорил изумленный Чижов, - я-то произошел от человека, а вот ты от обезьяны. Горилла ментовская...
- Что? - не понял, точнее, не захотел понять такой наглости Волков.
Чижов показал ему язык. И тут же получил удар в лицо. Покачнулся, дернув головой. И сразу новый удар, на сей раз прапорщик свалил героя на пол.
Били теперь ногами. Первым, задыхаясь, остановился Волков. Сплюнул, махнул рукой:
- Хва...
Медведев издали брезгливо наблюдал за происходящим, потом вышел на воздух. Перевоспитать Волкова он не мог.
Ворон, сидевший тихо под самым потолком ангара, все видел, но не было ему интересно, и он смотрел
