Журавлев задумался, ответил тысячу раз продуманное:
- Потому что убийцу они никогда, козлы, не найдут.
- А ты его знаешь?
Журавлев не ответил, пожал плечами - неопределенно.
- Ну, ты же грамотный, Дроздов, - сказал после паузы глухо. - Понимаешь же, что если сознался я, нахрен кому-то теперь эту историю ворошить... Признался, осудили - все, точка, дело закрыто.
- Но кто убил, знаешь?
- Знаю, - просто кивнул Журавлев и полез к себе, на второй ярус.
Поворочался там, свесил голову. Хотелось все же выговориться, как человек может без этого?
- Нельзя говорить.
- Боишься? - догадался Дроздов.
- Да нет, - раздраженно махнул тот рукой. - Это выше боязни. Сразу четверым хуже будет. Никто не поверит, что я его пальцем не тронул, раз мы вместе были. Но я ведь не знал, что он убьет... Да он и сам не собирался убивать... пнул ногой... лопнула какая-то вена...
- Понял, - кивнул Дроздов. - Знаешь, в прошлом веке, когда еще не было фотографии и людей гнали по сибирскому тракту на рудники, долго гнали, месяцами, можно было сбавить себе в этой дороге срок. Всего за двадцать рублей. Поменяться надо было с другим фамилией, метриками, понимаешь? Ну, темные крестьяне клевали на эту мякину. За полушубок там, за обувку какую и деньги брали на себя по двадцать пять вместо пяти. Ты, получается, тоже так? Это называется 'засухариться'.
Журавлев разозлился:
- Не все здесь так просто... Давай не будем...
- Дело хозяйское, - бросил Дроздов. - Одно лишь скажу - засухарился ты, тогда нечего бумагу марать да ныть. Наверху тоже не дураки. Взялся за гуж, так молчи тогда... в тряпочку.
Журавлев внимательно и зло оглядел его.
- А я тебе, во-первых, ничего не говорил, - совсем другим, жестким тоном бросил после паузы. - И с тобой разговора не начинал. Вообще я тебя не знаю! Хватит! - неожиданно громко крикнул он. - Не знаю тебя!
И отвернулся, накрылся одеялом.
А Дроздов хлопнул пару раз, аплодируя ему. Бросил в форточку окурок, лег. Все ясно, нервный тип, себе на уме. Пусть сам со своей жизнью разбирается. Видимо, все его в ней устраивает...
Так Медведеву и доложу.
ЗОНА. ДРОЗДОВ
Какой же народ все-таки темный бывает, света не видящий...
Встретил я однажды деревенского дурачка, а жил он около того монастыря, где я белоголовую монашку встретил. Приходил я к нему, садился рядом, мычал он мне что-то на своем идиотском языке, смеялся.
А еще занятие у него было, от которого отвлечь ничем было нельзя, даже куском хлеба, а он голодный был всегда. Монашенки его из жалости подкармливали...
Стояла там на пригорочке часовенка полуразвалившаяся. Монашенки ее отремонтировали, побелили, а над дверью повесили колокольчик, звонил он в непогоду да от ветра, тихонько так. И будто все звал, манил он этого блаженного, все крутился тот подле часовенки и целые дни мог проводить за идиотским занятием: сняв свой разодранный ботинок, набрасывал его на этот колокольчик. Бросает, слушает звон и смеется, да снова бросает. И так весь день... Мне монашка говорила:
- За этим занятием у него вся жизнь и проходит.
- А что ж не поможет ему никто, не закинет ботинок этот дурацкий? спрашиваю.
- А это бесполезно, - молвит она задумчиво так, - все равно не повиснет он на колокольчике. Пусть кидает, так на роду написано ему, видать...
Но вот в один из дней, когда мы проходили мимо, я возьми да вырви из рук дурака ботинок. Рассчитал я расстояние, примерился и, найдя нужное положение, бросил.
И повис ботинок. Повис!
Легко и просто так получилось.
Он, дурачок, сначала ничего не понял, пальцами у разинутого рта водит, не верит глазам своим. А когда понял наконец, что произошло, что тут с ним случилось! В ужасе смотрел на ботинок висящий, потом заколотило его, пал на землю. Вскочил, звуки страшные издает, бесится, на нас наскакивает. И побежали мы от часовенки. А когда отдышались, говорит мне монашка:
- Вот как просто можно убить человека.
- Тогда давай я достану ботинок!
- Нет, - отвечает, - теперь он уйдет и сюда больше не вернется. Это единственный внук бывшего председателя сельсовета... сын спился и замерз... А сам он в двадцатые годы разорил наш монастырь... колокола сбрасывал, иконы жег, бесноватый комсомолец... вот и аукнулось...
ЗОНА. ВОЛКОВ
Вызываю я этого бомжа. Приплелся, блатота чертова, лыбится.
- Что знаешь о Журавлеве?
- Ничего...
- Как ничего? А твое заявление майору Медведеву о словах Журавлева, что он ночью тебе сказал?
- У Журавлева и спросите...
- Ты меня не учи, у кого что спрашивать! Лучше скажи, кто еще знает о финтах Журавлева.
- Никто.
- Все, свободен.
- И что?
- Ничего, свободен.
'И что?' А это не твое собачье дело, свободен...
Доложил Львову - так и так, еще один знает о нашем бухгалтере. Поморщился тот, поматерился. Потом дверь плотно прикрыл, долго на меня глядел и говорит:
- Слушай, вся эта история мне очень не нравится. Жили мы, жили, горя не знали, все считал нам бумажный червь этот, а срок у него такой, что нам с тобой хватит до пенсии с его ума питаться. Ушлый черт, зараза, в своих дебетах-кредитах... И что теперь? Если его оправдают, а Дроздов наверняка ляпнет, что держим невиновного. Отпустят на свободу такого бухгалтера! Ему цены нет! А нам как без него? В общем, понял ты меня... знаешь, что делать? Только согласовывай со мной каждую разработку.
- Все будет нормально, сделаем.
Вернулся к себе, смотрю список свиданок - мать этого Дроздова тоже тут. И у меня сразу как-то все прояснилось, что делать-то надо...
Сделаем... не впервой...
ЗОНА. ФИЛИН
Припухать тут срок до звонка мне уже совсем не в жилу, надо линять. Потому и нанялся к Волкову, теперь гроши появились и новые возможности. До него закрутил дело с одним прапором, но того взяли на наркоте, уволили, я и заскучал.
В Зоне 'общака' нет, Волков все под себя подгребает, вынюхивает и сразу в карман себе, никакого подогрева для тех, кто залетел, нет уже, все перекрыл, скотина. Вот мне хорошо, я потому что с ним. А тем ребятам, что сами по себе, - тяжко.
Да, не та уже она, Зона, скурвилось все, отдали власть ментам.
В прошлой ходке я кум королю жил, всегда при бабках, но и Зона другая была, все там схвачено ворами было, а не погонниками.
Тогда и в бега не надо было, спокойно досидел, не бедствовал. А тут другое. Тоже проблем ни с кем, кроме Мамочки придурочного, нет, но... боюсь я. Боюсь Волкова, всех их...
Как вон они ребят палят на наркоте, так и меня подловят и сдадут когда-нибудь, что у них на уме, не допрешь... А еще хуже - если кто прознает про мою с Волком дружбу, тут вообще на пику посадят. Потому лучше от беды подальше, самому сквозануть вовремя...
А то ведь с моим характером... Остановиться никогда не могу, концы в воду прятать терпежа не хватает. И здесь, и там, на воле. Здесь на картах живу, но это же мелочь - 'капусты' в Зоне нет, все уж выиграл,
