Бесы Черного Городища

И все, больше ни разу ничего такого не говорил.

Сыщики переглянулись, а Вавилов пробурчал:

– Ишь как приперло, сразу все вспомнил!

Алексей же спросил:

– А почему ты не узнал, откуда он морские слова знает?

– Зачем? – удивился мельник. – Нам это без надобности. Надо было бы, сам рассказал...

– Ну вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – развел руками Иван, – никаких тебе зацепок.

– Посмотри-ка сюда, Ваня. – Алексей протянул Вавилову то, что осталось от шляпки. – Ты не прав, кое- что у нас имеется. Девица точно не из простых. Видишь ярлычок? Циммерман – известный в Санкт- Петербурге владелец шляпных мастерских. Матушка моя только его изделия и носит. Стоят они изрядно, и все – штучные экземпляры. Думаю, надо отправить запрос в столицу, в сыскное отделение. Авось откликнутся на нашу просьбу, помогут. Вдруг Циммерман или его мастера вспомнят, для кого подобный головной убор изготовили?

– Прежде его хорошенько почистить надо, чтобы определить, какого цвета и фасона, а то не шляпка, а форменное безобразие, – заметил Иван и неожиданно улыбнулся: – Дело говоришь, Алеша. Раз нет печки, от которой танцевать можно, будем танцевать от шляпки, а вдруг и вправду что-нибудь выгорит? – И повернулся к мельнику: – Эй, Петухов, покажи то место, где жернова лежали, которые вы вместо грузила использовали.

– Тут рядом совсем, – засуетился тот, подхватывая лопаты, и покосился на трупик ребенка, который пристав вновь завернул в одеяльце. – А это как же? Закопать или что?

– Или что! – поморщился Иван. – Тебе его нести, голубь мой!

– Дух у него, того, тяжелый! – Мельник скривился.

– А ты как думал? – удивленно посмотрел на него Иван. – Натворил делов, а теперь, видишь ли, дух тяжелый! Неси, говорю, – прикрикнул он на Петухова и повернулся к Алексею: – Надо до картуза моего пробежаться. И след этому мерзавцу показать.

Пришлось пройти вдоль берега еще с полверсты, причем Иван ориентировался безошибочно, словно внутри у него была своеобразная магнитная стрелка, которая указывала ему нужное направление. Алексей в который раз удивился его умению находить нужные бугорок, ложбинку или тропинку при абсолютно однообразном рельефе местности и не кружить по кочковатой степи, не оглядываться и не чертыхаться при этом. Вот и теперь они вышли точно на тот самый холмик, который в течение нескольких часов венчала шапка Ивана, вернее, то, что от нее осталось. Выглядела она ничуть не лучше, чем та, которую они обнаружили в яме, но свое предназначение выполнила, след от колеса телеги сохранила.

Иван присел на корточки, поднял картуз и ткнул пальцем в отпечаток колесного обода:

– Чей это след, милейший? – и, вывернув голову, снизу вверх посмотрел на насупившегося мельника. – Твоей телеги или чужой?

– Моей! – Тот отвел взгляд. – Чего скрывать?

– Постой! – Иван вскочил на ноги. – Этому следу от силы три, а то и два дня! Что же получается? Твой работник на твоей бывшей телеге был рядом с мельницей совсем недавно, а ты про то не знал? Что-то не складывается, милейший!

– А может, он ночью был, когда все спали? – не сдавался Петухов. – На следах ведь не написано?

– Погоди, – перебил его Алексей, – скажи, только честно, ты видел этого Матвеева после того, как отдал ему лошадей?

– Нет, я же сказал, только отпечатки ног на берегу нашел уже после его отъезда.

– А может, он раньше туда приезжал, когда еще работал у тебя?

– Нет, – опять покачал головой мельник, – позже... Следы совсем свежие были, а потом дожди пошли, размыли... – Он опять посмотрел на колею, часть которой спас картуз Ивана. – А эти, слово даю, первый раз вижу.

– Ладно, – буркнул Вавилов, – еще разберемся, что ты видел, а чего не видел! А теперь веди к жерновам, а то смотрю – не за нами ли уже пожаловали?

Алексей проследил за его взглядом. Действительно, коляска Тартищева с Никитой на облучке переезжала плотину.

– Торопиться надо, – сказал Иван и велел мельнику: – Давай двигайся живей, а то времени в обрез.

Идти пришлось недалеко. Обломки и старые жернова валялись на задах усадьбы вперемешку с мусором. Иван присел на корточки, разглядывая то место, где лежали два обломка, которые мельник и его работник привязали к мешку с трупом. Алексей пристроился рядом.

– Видишь? По форме и размерам вполне подходят. Сразу видно, откуда камни брали. Трава из-под них только-только ожила.

Иван ткнул пальцем в бледно-желтые пятна. В этих местах примятые жерновами ростки травы, худосочные и слабые от недостатка солнечного света, только-только пошли в рост.

Алексей огляделся по сторонам. Трава повсюду была раза в три выше и гуще, а кое-где уже и цвет набрала.

– Так когда, говоришь, снова труп в воду спустили? – спросил Иван, поднимаясь с колен.

– Месяц назад, а может, и больше, – ответил мельник. Голос его осип, словно после выпитого ковшика ледяной воды.

– Врешь ты все, голуба, как сивый мерин, брешешь! Трава даже выпрямиться не успела. Значит, дня два, самое большее – три прошло, как жернова подняли. И сдается мне, не в тот ли самый день, когда свежий след твоей телеги объявился? – Иван кивнул в сторону дальнего берега, где они только что рассматривали обнаруженный им отпечаток колеса, и схватил мельника за грудки. – Признавайся, свиное отродье, кто и когда девку укокошил? И почему?

Мельник вдруг закатил глаза и повалился на землю. Пристав отскочил в сторону и вытаращился на Ивана.

– Помер?

– Ага! Кабы не так! – рассердился Вавилов. – Ведро холодной воды, и оживет наш голубь мгновенно! – И помахал рукой Никите, который наблюдал за ними из-под козырька ладони. – Подъезжай ближе, надо арестованного забрать!

Глава 7

– Что-то Олябьев нынче долго возится, – прошептал недовольно Иван, – обещал к вечеру результаты вскрытия сообщить, а сейчас, почитай, уже вечер. Не заметишь, как ночь наступит.

– Он не тебе, а Федору Михайловичу результат обещал. – Алексей решил восстановить справедливость. Олябьева он уважал и знал, что тот никогда слов на ветер не бросает.

– А дознание кто ведет? – пробурчал недовольно Вавилов. – Не Михалыч, а мы с тобой. Нам в первую очередь положено знать, что он там разнюхал.

– Про разнюхал – ты очень верно заметил, Ваня, – ухмыльнулся Алексей. – Нюхать ему хватило! Не позавидуешь!

– А тебе все бы зубоскалить, – обиделся Иван и, раздвинув ветки тальника, в зарослях которого скрывались оба приятеля, вгляделся в лежащую перед ними поляну. Ни спиртозаводчика, ни тем более прилетевшего за добычей Черного Ворона пока не наблюдалось. – Струсит Карп Лукич, как пить дать струсит! – процедил Иван недовольно и пустил сквозь зубы длинную струйку слюны. – Всю операцию нам нарушит!

– Подожди, не впадай в панику! Время еще терпит! Зачем им раньше условленного часа на поляне появляться? Карп Лукич со страху боится умереть, а Черный Ворон, без всякого сомнения, проверяется, не слоняется ли где поблизости полиция.

– Мои люди по всей округе прошлись, ни одного человека не заметили.

– Так ты перестраховался, за три часа до начала свидания все посты расставил.

– А то первейший закон уголовного сыска, Алешка: лучше перестраховаться, неделю в засаде отсидеть, но потом лбы не шибко расшибать. Ничего, попотеем, но зато этого мерзавца тепленьким возьмем. Конечно, если все сладится и сам купец маху не даст.

Еще с утра Иван отправил двух младших агентов, и они тщательно осмотрели и проверили окрестности