одному поднять жернов. Дурачок не в счет, выходит, ему помогал кто-то из родственников жены или тот же работник. В пользу последнего говорит и след колеса, который обнаружил Иван. Петухов признался, что он от его телеги. Так что работник вполне мог оказаться тем самым человеком, который помог мельнику привязать обломки жерновов к мешку с трупом и снова спустить его в воду.
– По правде, у меня есть маленькая зацепка. Но это на уровне чутья, – признался вдруг Иван. – Может оказаться полнейшей туфтой. – Он выжидательно уставился на Федора Михайловича. – Рассказывать?
– Давай, – кивнул Тартищев, – только четко и лаконично.
– Я снова побеседовал со становым приставом Таракановым. Меня заинтересовали взаимоотношения в семье Петухова, – с самым важным видом стал докладывать Вавилов. – Семейка, скажу я вам, дурная и заполошная. Сам Петухов ничего, кроме своей мельницы, знать не желает, поэтому в доме, как бы он ни хорохорился, заправляет его супруга Акулина. Ты помнишь, – повернулся он к Алексею, – как она этого дурачка Гришку, сынка своего, что девкой в подоле принесла, опекает? Я ведь сразу догадался, что она притворяется, под дуру-бабу косит. А как взъярилась, когда мы про дочь спросили? Я еще тогда заподозрил неладное – и вправду, чего яриться? Уехала и уехала... Кому какое дело? Но Тараканова я решил непременно спросить, с какой стати взрослую дочку от мамкиного подола отпустили. Ведь самый греховный возраст!
– Покороче! – сказал Тартищев и потер шрам на лбу, первый признак того, что начальник сыскной полиции серьезно озабочен свалившимися на его отделение проблемами. – Давай не темни! – приказал он устало. – Излагай самую суть.
– Слушаюсь! – с готовностью согласился Иван. – Излагаю без лишних деталей. Словом, у меня зародилось подозрение, что девку увезли не по причине отсутствия женихов, а скорее спрятали подальше от людских глаз. А происходит это в том случае... – он сделал многозначительную паузу и обвел торжествующим взглядом Тартищева и Алексея, – когда девка загуляет, и хорошо, если без последствий. Представляете, на несколько верст вокруг ни одной живой души, кроме придурковатых родственников, а тут вдруг новый работник, красавец, силач... Какая девка устоит?
– Это ты правильно заметил. – Тартищев хитро прищурился. – Сдается мне, у тебя весьма богатый опыт в таких делах?
– Обижаете, Федор Михайлович, – Иван с подчеркнутым огорчением посмотрел на начальство, – все в законных границах, исключительно в интересах службы...
– Ладно, знаем твои границы, – добродушно отмахнулся Тартищев, – досказывай уже...
– В общем, расспросил я Тараканова. И, надо сказать, поведал он мне нечто занимательное, что и навело меня на те самые подозрения. – Иван опять весьма многозначительно воздел очи горе и только после угрожающего взгляда Тартищева продолжил свой рассказ: – Капитолина, дочь Петухова, по словам Тараканова, не слишком красивая девка, рослая, рябая, да еще перестарок. Отдай Петухов за нее в приданое свою мельницу и табун лошадей в придачу или десять тысяч золотом, все равно никто не позарится. К тому же, по словам Тараканова, в последнее время Капитолина изрядно растолстела. Он спросил ее матушку: с чего бы это? Уж не от болезни ли какой дочь пухнет? Но Акулина, как в случае с нами, очень рассердилась, раскричалась, а через несколько дней девку спровадили в Каинск. Ты, Алексей, у нас молодой, смотался бы до Каинска? – предложил он без всякого перехода. – Тут же недалеко, всего два десятка верст. За день обернешься. Разузнаешь, что к чему, с девкой повидаешься. Может, она тебе что-то новенькое о нашем работнике-любовнике расскажет?
– Но у меня своих дел выше головы! – рассердился Алексей и посмотрел на Тартищева. – Почему опять я? Дайте задание любому агенту, который меньше занят. Мне надо опросить горничную и кухарку, обе только-только оклемались, найти извозчика, на котором Сыроваров ездил на свидание. Он назвал его личный номер, сорок восьмой. Я его нашел, но, оказывается, он в тот вечер не работал. Так что теперь выясняю, соврал ли Сыроваров или что-то перепутал.
– А что насчет того извозчика, на котором Сыроваров вернулся в дом? – спросил Тартищев.
– С тем проще. Тот сам объявился, когда я по биржам ходил, расспрашивал, не подвозил ли кто господина, похожего на Сыроварова, в день убийства. Федор Харламов, североеланский мещанин. Взял Сыроварова от гостиницы «Эдем». Я проверил гостиницу. Там такого постояльца не помнят.
– В «Эдеме»-то? – усмехнулся Тартищев. – Будто не знаешь? Они своих гостей не выдают.
– Знаю, – нахмурился Алексей, – но нашлись люди, слову которых я доверяю, а они подтвердили, что Сыроваров в той гостинице ни разу не останавливался. Но с другой стороны, круг поисков сужается. Скорее всего ассистент проводил время где-то рядом с ней. Ночью в тех местах в одиночку ходить небезопасно, поэтому он почти сразу взял извозчика. Сейчас проверяем повально все трактиры, рестораны, бильярдные, меблированные комнаты...
– Понятно, молодец! Но все-таки поезжай в Каинск, Алексей! – строго сказал Федор Михайлович. – Ивану уже не с руки с молодыми барышнями якшаться.
– Правда ваша! – Вавилов откровенно заискивающе улыбнулся начальству.
А у Алексея неимоверно зачесался правый кулак.
«Артист, мать его так! – выругался он про себя. – Всегда найдет способ, как перевалить самую неприятную работу на другого».
– Алешка, не огорчайся! – Иван умоляюще заглянул ему в глаза. – Староват я для подобных фиглей- миглей. Поезжай к девице. Ты у нас красавец хоть куда. Растопи лед в сердце барышни.
– А жениться на ней, случайно, не потребуется? – И Алексей стряхнул руку приятеля со своего плеча.
– Нет, от этого мы тебя уволим, – вполне серьезно успокоил его Федор Михайлович. – Мы тебе поприятнее барышню подыщем.
Каинск, маленький, какой-то бесприютный городишко, протянувшийся на несколько верст вдоль Московского тракта и больше похожий на изрядно разросшееся село, был известен всей России благодаря расположенной в нем пересыльной тюрьме, Каинскому централу. Говорят, в нем сиживал сам Ванька Каин, перед тем как отправиться в каторгу на Забайкальские железоделательные заводы. Отсюда, дескать, и название тюрьмы пошло, а после и самого городишка. Пребыванием Ваньки Каина в здешних местах жители города страшно гордились. О знаменитом московском воре, сыщике, провокаторе и грабителе в одном лице рассказывали легенды. И самой ходовой была та, в которой его полюбила страстно и навеки юная красавица, дочь начальника тюрьмы, и помогла ему бежать.
В данный момент Алексей выслушивал очередную версию этих преданий из уст извозчика, который взялся доставить его из Североеланска за весьма доступную плату – полтинник и меру овса для лошадей. Дорога шла сквозь глухую тайгу. Высоченные пихты и ели нависли над разбитой колеей и почти закрывали небо. Белесое от жары, оно изредка мелькало в просветах между деревьями. Лужи на дороге не просыхали даже в самую сильную жару, и сейчас их усеивало невиданное множество бабочек: капустниц, крапивниц, боярышниц, каких-то лимонного цвета мотыльков и их небесно-голубых собратьев. И всякий мало-мальский пятачок влаги казался живым существом от накрывших его сплошным покрывалом трепещущих крыльев.
Солнечные лучи почти не проникали под кроны деревьев. Лохматые лапы темно-зеленых гигантов спасали от изнуряющей жары распустившиеся цветы, папоротники, птичье и звериное потомство, которое только-только появилось на свет. Жара навалилась на Североеланск неожиданно. Ее принесли с собой горячие южные ветры, дувшие из монгольских степей и в мгновение ока превратившие город в изнывающее от изнурительного пекла и жажды потное сообщество людей и животных. Собаки забились под заборы и подворотни и лежали там с высунутыми языками, кошки прятались под крыльцом, куры, распластав крылья, бродили по улице и, говорят, перестали нестись... Уже отмечено два случая бешенства, бродячие псы покусали торговца клюквенным морсом и мусорщика.
Обыватели без нужды на улице не показывались, сидели по домам с закрытыми ставнями и потребляли в неимоверных количествах квас и окрошку. Чиновники опаздывали по утрам в присутствие и шли на службу как на галеры. Дела за казенными, обтянутыми зеленым сукном столами все равно не ладились. И своими багровыми от жары физиономиями, мутными глазами и печально повисшими усами местные чинуши напоминали больше отваренных в пиве раков, чем рьяных исполнителей государевых указов. В такое пекло
