– Но...
– Посмотри на меня так, как смотришь, когда ты занят исцелением.
Доррин и без того видит, как глубоко укоренена в ней гармония.
– Теперь ты понимаешь?
Он крепко обнимает ее, и их губы сливаются вновь. Как и их тела. И их души.
LXX
– Ты невозможен... После такой ночи... – губы Лидрал касаются губ Доррина.
– Эта ночь была только началом.
В дверь стучат. Доррин поднимает голову. Стук повторяется.
– Это Рейса. Если вы, голубки, способны оторваться ненадолго друг от друга, то, может, встанете и прогуляетесь на гору? Я забыла предупредить, что сегодня Ночь Совета.
– Ночь Совета?
– Праздник. Скоро начнут пускать фейерверки.
Доррин с Лидрал переглядываются и покатываются со смеху.
– Фейерверки... Нам тут только фейерверков и не хватает... – бормочет Лидрал, натягивая рубаху.
– А что, – говорит Доррин, – по-моему, под фейерверк совсем неплохо было бы...
Лидрал запускает в него сапогом, но он уворачивается.
– Ладно, раз одно с другим не совместить, выйдем на морозец и посмотрим, что тут у них за фейерверки.
Доррин нарочито стонет, однако надевает рубашку и натягивает сапоги. Когда оба уже одеты, он берет ее лицо в ладони и припадает к ее губам.
– Считай это первым залпом.
Рейса с Петрой стоят на вершине холма, откуда видны замерзшая река и гавань.
– А, отважились-таки вылезти на холод?
– Э... да... – запинаясь, отвечает Доррин.
Женщины обмениваются понимающими взглядами. Доррин заливается краской.
Взлетает сигнальная ракета. Вспышка света на миг очерчивает четкие тени облетевших деревьев. Лед на реке Вайль сверкает, как серебро.
– Красиво, – голос Лидрал едва слышен за треском разрывающихся ракет. – А в честь чего все это?
– Празднуют юбилей основания Совета. Правда, если они не найдут способа противостоять Белым магам, Совет протянет недолго.
Доррин старательно размышляет о ракетах: что приводит их в движение и не может ли энергия черного пороха заставлять работать машины?
Очередная ракета с треском взрывается, осыпая бархатную ночь дождем алых искр.
– Маги не торопятся, – медленно произносит Лидрал. – Они осмотрительны и никогда не действуют нахрапом. Но зато когда начинают действовать, предпринимать что-либо, как правило, уже поздно.
Следующая ракета распускается золотистым цветком. Доррин сжимает руку Лидрал, и та отвечает на его пожатие. Небо над гаванью снова озаряется вспышкой. Рейса заходится в кашле.
– Пойду-ка я домой, – говорит она. – Что-то слишком холодно.
Остальные молча дожидаются пуска последней ракеты.
– Глупо устраивать фейерверки зимой, – замечает Петра, притопывая озябшими ногами перед тем, как повернуть к дому. – В такую стужу только под одеялом и прятаться.
Лидрал и Доррин, переглянувшись, зажимают рты, чтобы не покатиться со смеху.
– Доброй ночи, Петра, – говорит Лидрал, когда они подходят ко двору. – Поблагодари мать за то, что она рассказала нам про фейерверки.
– И вам доброй ночи, голубки, – тепло отзывается Петра перед тем, как исчезнуть за дверью кухни.
– Она славная, – Лидрал вновь сжимает руку Доррина, и они идут по промерзшему двору к его комнате.
– Да, славная. Но ты у меня особенная.
– Вроде фейерверка?
Они снова смеются.
– Мне холодно, – говорит Лидрал, заворачиваясь в стеганое одеяло.
– Может, тебе еще фейерверк требуется?
Их губы снова встречаются.
