необычные штуковины. Это мой заработок. А что у тебя за вещица?
Доррин ставит на прилавок шкатулку.
– Шкатулочка? Неплохо сработана, особливо петли, но Петрон, столяр, делает лучше. И уж это всяко не диковина.
Доррин открывает крышку и показывает фургончик.
– Хм... фургон. А где лошадки?
Поставив модель на ровный прилавок, юноша поворачивает заводную ручку. Фургончик катится к дальнему концу.
– Магия... – шепчет из угла приказчик.
– Никаких чар, – качает головой Доррин. – Только нехитрая механика. Там, внутри, маленькая пружинка.
Он сдерживает улыбку, когда Виллум поспешно закрывает удивленно разинутый рот.
– Кто ты, как ты сказал?
– Доррин. Работаю на Яррла.
– А, это пришлый кузнец!
Доррин кивает. Но допрос еще не окончен:
– А как вышло, что ты обрядился в коричневое? Ты же, вроде бы, подмастерье.
– Я еще и целитель.
– Кузнец-целитель. Целитель-кузнец с самоезжей диковиной! Это стоит серебреника... Просто на память о встрече с таким необычным малым.
Доррин убирает модель в шкатулку, но крышку оставляет открытой.
– Диковины интересны, молодой человек, но на них не так много покупателей. Я взял бы эту штуку лишь для того, чтобы все знали – у Виллума чего только нету. Но кому я ее смогу продать?
– Я, скажем, предложил бы ее одному из членов Спидларского Совета как редкостный подарок для сынишки. Впрочем, она сгодится и в дар Сарроннинскому двору.
– Звучит недурно.
– Так ведь и работа хорошая. Достойная торговца с такой репутацией и такими связями, как у тебя, почтеннейший Виллум. Однако, – Доррин закрывает шкатулку, – я предпочел бы...
– Постой. Мне кажется, пять серебреников...
– Последняя моя модель была продана в Тирхэвене за три золотых.
– С тобой, я гляжу, не поторгуешься, – кисловато замечает Виллум.
– Да, мастер Виллум, торговаться я не умею. Но учти, что и моделей я делаю немного, и они все разные.
– Ладно, возьму за три золотых, но вместе со шкатулкой.
– Со шкатулкой? – хмурится Доррин. – Чтобы выстелить следующую, мне придется добыть несколько локтей хорошей ткани.
– О свет! – смеется Виллум. – Три локтя ткани ты получишь в придачу. Роальд! Принеси парню отрез того сутианского бирюзового бархата.
– Я так понимаю, бирюзовый цвет не пользовался спросом, – замечает Доррин, пряча ухмылку.
Виллум не отпирается:
– Откуда мне было знать, что, по слухам, такой цвет носила какая-то колдунья с Отшельничьего? Одна старуха распустила на сей счет сплетни, и никто не стал покупать этот бархат на платье. Но чтобы выстелить шкатулку, он подойдет.
Роальд приносит кожаный кошель и завернутый в рваную мешковину рулон бархата. Виллум открывает кошель и отсчитывает три золотых, которые перекочевывают в кошель Доррина.
– Когда ты сможешь смастрячить еще диковину?
– Как верно заметил твой человек, – усмехается юноша, – в кузнице по горло повседневной работы.
– Может, оно и к лучшему, – улыбается Виллум. – Всего доброго, молодой человек.
Доррин наклоняет голову.
– Всего доброго, мастер Виллум.
Над северным океаном начинают собираться тучи, но они сулят лишь легкое похолодание.
Недалеко от того места, где каменный тракт сменяется глиняным, примерно в кай за мостом лежит на боку воз. Колесо все-таки отлетело, как и предсказывал Доррин. Сено вывалилось на дорогу, и возница, костеря всех и вся, перетаскивает его к обочине.
Две другие повозки не могут разъехаться на перегороженной дороге, и брань становится еще громче и крепче.
Доррин направляет Меривен на обочину, объезжая незадачливых крикунов.
