ноте давай и попрощаемся.
Горохов машинально сунул пистолет за пояс, а деньги положил в карман.
Неведомо что удержало его от прощального взмаха рукой вслед удаляющемуся 'Мерседесу'. Он так был благодарен Марковцеву, что не находил слов. И темные очки подошли бы ему, чтобы скрыть увлажнившиеся и покрасневшие глаза. Сергей подарил ему не только жизнь, но и освободил от тяжкого груза - не измены, а переживаний. Освободил от непосильного бремени огромных денег.
Именно так, а не иначе думал Костя, не подозревая, что несет в кармане свою смерть. Он благодарил небеса, ускоряя и ускоряя шаг. Он так издергался, а встреча с Марком едва не убила его, что Косте необходима была разрядка. Выпить, нет - напиться, а потом, едва приподняв голову, снова выпить. И так до бесконечности...
На его пути лежало отделение Сбербанка, и Костя зашел туда, чтобы разменять деньги. Слишком долго он, скрываясь, влачил жалкое существование, боялся обменять на рубли даже одну сотенную купюру. Еще недавно он брал в руки деньги так, словно надеялся увидеть на них следы черного порошка от ксерокса...
Оператор в отделении обмена валюты проверила ручным сканером обе купюры, которые ей дал клиент с нервным и утомленным лицом, и посмотрела на монитор. Стараясь вести себя естественно, она открыла металлическую ячейку с наличными. Покачав головой, подняла на клиента глаза:
- Извините, в кассе не хватает денег. Сейчас я принесу.
Костя кивнул. Он начал приходить в себя. Исчезло вдруг чувство дурацкой благодарности к Марковцеву, а в голове родился простенький план мести. Вот сейчас он получит в кассе деньги и с ближайшего телефона-автомата позвонит по '02'. Ему не впервой прикидываться доброжелателем. Он сообщит адрес своей 'берлоги', где в данное время может находиться особо опасный преступник.
В более-менее приподнятом настроении Горохов оглядел просторный и чистый зал Сбербанка, с цветами на подоконнике, которые отражались в тщательно вымытых окнах. В них же четко отразилась приоткрытая дверь позади рабочего места кассирши. Она так поспешила за деньгами, что даже забыла закрыть дверь.
Поспешила...
Беспокойство медленно, крадучись, змеей заползало в грудь Кости. Словно положение могло измениться, он повернулся к застекленному окошку. То же самое; только через приоткрытую дверь он отчетливо увидел полутемный коридор служебных помещений. Еще один поворот головы, и в поле зрения попали два охранника - один на выходе из банка, другой в небольшом холле, в пяти-шести метрах от напарника. Оба вооружены помповыми ружьями. И Костя вооружен.
Черт!..
Горохов скрипнул зубами. Грудь в районе внутреннего кармана его куртки, где лежали деньги, горела огнем, для полноты ощущений не хватало запаха - запаха серы. До Кости начало доходить коварство Марка, но было поздно - ближайший к нему охранник поднес к груди зашипевшую на приеме рацию...
Костя неторопливо, однако уверенно сближался с охранником. Тот получил указания, но провозится со своей 'пушкой' - помповое ружье нужно снять с плеча, взять в обе руки, движением 'вперед-назад' заслать в ствол патрон... А Горохову, чтобы выхватить пистолет, хватило секунды.
Но пистолет не выстрелил. Охранник не дал Косте шанса мысленно представить пистолетные патроны, лежащие на расстоянии десятков метров друг от друга на Ленинградском шоссе, - он хорошо стрелял, пройдя в Чечне, как и Костя, хорошую школу, и пистолет противника не произвел на него сильного впечатления. Исполняя долг, молодой паренек выстрелил на поражение.
В сберкассе распространился запах пороха, очень похожий на тот, серный, который хоть и с опозданием, но коснулся ноздрей мертвеца.
Если у Кости и был свой бог-судья, то имя его ужасно:
Марк.
Сергей не собирался снова ехать к Пятницкому кладбищу, он вошел в подъезд утром, спустя пять минут после того, как оттуда с 'дипломатом' в руке вышел Костя. Его сопровождал служащий банка, специалист по замкам. Сумка с деньгами лежала в кладовке, на верхней полке.
Сейчас, находясь в компании Андрея Овчинникова, Марк заметил:
- Пусть не сегодня, но в ближайшие дни Костя найдет свою пулю, которую по праву не нашел в Чечне. От своего же.
Он и не предполагал, насколько близок был к истине.
Глава 17
'Ариаднина нить'
54
26 сентября, среда
Сейчас Марку предстояло решить, как действовать дальше. Его официально объявили в розыск.
'Уезжай, - твердила ему Катя, - ты заработал денег, чего тебе еще надо?' Только что не добавила - собака. Или хороняка.
Сергей молчал, мысленно возвращаясь на борт самолета, к разговору с ответственным за операцию по освобождению заложников: 'Я выпущу этого монстра на свободу. Найду способ, всему свое время'.
Нашел способ. И время подходящее. Сергей уедет за границу, а здесь возобновит свою деятельность это золотушное чудовище из пробирки, гомункулус. 'Жаль, не я его делал, - гонял желваки Марк, - получился бы смешнее'.
- Что собираешься делать, Сергей? - Катя стояла у двери загородного коттеджа, предоставленного беглецу Андреем Овчинниковым. Не дождавшись ответа, задала очередной вопрос: - Знаешь, почему я не хочу тебе помогать?
- Скажи, если ты такая умная.
- Потому что у меня есть дела поважнее.
- Ну и катись к черту! - не выдержал Марк.
- Осел! - Катя хлопнула дверью. Потом - дверцей своей машины.
Марковцев не вышел помочь девушке открыть ворота и смотрел, как Скворцова сама возится с массивной щеколдой. Толкнув тяжелые створки руками, она снова села в машину и намеренно, с пробуксовкой, рванула по гравиевой дороге.
'Уезжай', - повторил вслед пыльному облаку Марковцев. Сама она так не думает, ей действительно надоело нянчится с ним, и дела поважнее найдутся. Ей не нужен деловой партнер - с этим не поспоришь, тем более нелегальный деловой партнер.
Уезжай...
Знает, что он не уедет - или вообще никогда, или пока не засадит гомункулуса обратно в пробирку.
Овчинников последнее время тоже пытался разрешить трудную задачу, мысленно возвращаясь то к одному разговору с Марком, то к другому. И еще одно - зависть - не давало покоя. И еще - несправедливость, словно Марк занял его место, побывал на его острове, воспользовался его оружием.
Оба военные, оба руководили отрядами спецназначения, оба мыслили примерно одинаково. В данном случае - переживали. У Марковцева была своя 'Ариадна', у Овчинникова - своя. 'Ариаднина нить', вместо того чтобы вывести из мифологического лабиринта, похожего на катакомбы бастиона, незримо связала двух этих людей. 'Хорошо хоть не по рукам', - однажды такая безрассудная мысль пришла в голову Андрею и больше не отпускала.
И зависть, будь она неладна, не отпускала. Сергей - вольный человек, и настолько, что плюет даже на кирпичные стены Лефортова.
Эх, воли не хватает! Свободы! Тогда почему грусть в глазах, едва в памяти встает обветренный бастион? Наверное, потому, что волей пахло море, пенящееся вокруг острова, простор навевал мысли о свободном полете. И это в то время, когда Андрей был едва ли не на правах ссыльного. Вот она, свобода, рядом. Тянешь руку и не можешь дотянуться. А в глазах тоска, глядя на эту красоту. Слияние с необъятным простором лишь краем касалось 'гранитовцев'.
Только под водой происходило некое соединение. Но то был другой мир, который Андрей покинул навсегда.
И он представил себе другую картину, прощание с Марковцевым. Он пожимает ему руку и говорит: 'Сергей, возьми меня с собой'.
И добавляет: 'А?'
'Возьми, а?'
Сергей с недоумением смотрел на Овчинникова. Тот с порога, не бросив, как всегда, 'привет', заявил:
