Однако Людмила послушно выпила лекарство.
– Поля, – сказала она, отставив стакан. – Я понимаю, что ты пришла не просто так, а по делу. Спрашивай, я все прекрасно соображаю.
– Люда… Я не знаю, как об этом спросить, но… Это очень важно. Одним словом, не знала ли ты такого Сергея Перехватова? Он встречался с Кристиной года два назад.
– Сергея… Нет, я такого не знала. Но догадывалась, что у Кристины кто-то появился. У нее резко изменилось поведение, понимаешь? Мать же всегда догадается, что дочь влюбилась, верно?
Я кивала, хотя у меня никогда не было дочери.
– …Но я его никогда не видела, – продолжала Людмила. – Просто как-то раз по телевизору она увидела симпатичного парня – он какую-то передачу вел. Его звали Сергей. Кристина внимательно на него посмотрела, потом вздохнула и спросила: «Мама, а правда, какое красивое имя – Сергей?» Я ответила, не знаю, никогда не задумывалась. У меня и знакомых-то не было с таким именем. А она снова вздохнула и говорит: «Нет, очень красивое!» Я еще ее спросила, тебе что, мол, парень ээтот понравился? Похож, может, на кого-то? А она отвечает: «Более, чем похож, мама. Я его знаю». И больше ничего не рассказала…
– Передачу вел, говоришь? А какую, не помнишь?
– Ты знаешь, нет. Их сейчас столько, этих передач…
– А фамилию ты его не запомнила?
– Да если бы я знала, что это важно! Я бы и фамилию запомнила, и все остальное! А так только имя и помню. Ну, и внешность немного: светленький такой паренек, симпатичный… А ты что, Поленька, думаешь, что это имеет какое-то значение?
– Еще не знаю, Люда, – честно призналась я. – Но обязательно узнаю в ближайшее время.
– Ты едешь в Москву? – спросила Людмила.
– Или я, или Ольга. В самое ближайшее время. Да, Люд, еще вопрос: ты знала кого-нибудь из… поклонников Кристины? Тех, что были у нее в последнее время?
– Да никого я не знала! Домой она никого не водила, по вечерам если уходила, то не говорила, куда… И вообще ничего мне не рассказывала о своей личной жизни. Я заставляла себя думать, что она еще девочка…
– Понятно, не хотелось думать, что дочка-то уже выросла… – вздохнула я. – Ладно, Люда, пошла я. Дел у меня еще много. Кстати… – Я посмотрела внимательно на Людмилу, не решаясь задать самый важный вопрос, ради которого, собственно, и пришла сюда. Но Людмила сама пришла ко мне на помощь.
Она вышла из комнаты, прошла в спальню и через некоторое время вернулась, держа в руках пачку денег.
– Полина, я понимаю, что тебе нужны деньги, – сказала она, протягивая их мне. – И ты напрасно стесняешься спросить. Бери, трать, сколько нужно.
– Спасибо, Люда, – поблагодарила я. – Я постараюсь потратить как можно меньше.
После этого я попрощалась с Людмилой и пошла на улицу. Было уже совсем темно. Под вечер ощутимо похолодало: все-таки до лета еще далеко. Я шла по двору, сунув руки в карманы куртки, мечтая о том, как сейчас включу в машине печку.
Я уже дошагала до машины, уже достала ключи, уже взялась за ручку… В следующую секунду по спине моей пробежал холодок…
Дверца была открыта! У меня чуть не подкосились ноги: в машине находилось множество довольно ценных вещей. Как же это могло случиться? Неужели я не заперла дверцу? Этого просто не может быть!
Холодея, я села в машину и лихорадочно принялась обшаривать салон глазами. Так, вроде все на месте: магнитофон, сумка… Я полезла в сумку: тоже все цело. Фу-у-ух ты, наверное, на самом деле я просто забыла запереть дверь. Неужели я стала такая растяпа? Нет, надо что-то делать с собой, а то это может плохо кончится.
И тут взгляд мой упал на панель: на ней красовался большой лист белой бумаги…
Я сняла его и поднесла к глазам. Крупными печатными буквами на нем было выведено:
«Ну ты, овца охуевшая! Бросай это дело, и не вздумай даже расспрашивать кого про Кристинку! А то с тобой сделают то же самое, что и с ней. Усекла?»
Так-так… Это становится интересным. Кто-то мне угрожает. Вот только непонятно, кто? Кто может знать, что я занимаюсь этим делом? Я, Ольга, Жора… Про них, конечно, и думать нечего. Еще сама Людмила. Но не она же мне угрожает, это же просто абсурд!
А что, если Людмила поделилась с кем-то своей просьбой помочь найти убийцу Кристины? Что, если она, сама того не ведая, поделилась именно с убийцей? Что, если он близкий человек для нее?
Я быстро сунула листок в карман, смяв его, и снова помчалась к Людмиле. Машину на этот раз я заперла более чем тщательно.
– Люда! – запыхавшись, налетела я на изумленную моим появлением женщину. – Ты кому-нибудь говорила, что просила меня заняться этим делом?
– Кому? – не поняла Люда.
– Не знаю, кому! Я тебя и спрашиваю – кому ты рассказала о том, что я ищу убийцу Кристины?
– Господи, да я никому не говорила! – Людмила испуганно прижала руки к груди. – Честное слово, Поля, я никому ничего не говорила. Зачем я стану рассказывать о таких вещах, сама подумай? Ведь это же очень серьезно!
– Людмила, это точно?
– Господи, да абсолютно! – Люда даже перекрестилась, хотя до этого я не замечала в ней приверженности к религии.
– Ладно, все! – я махнула рукой и тяжело побрела вниз.
– Поля, а что случилось? – крикнула Людмила тревожно мне вслед. – У тебя все в порядке?
– Да, – отозвалась я снизу. – В порядке.
«Пока, – подумала про себя. – Неизвестно, что будет дальше. Как далеко могут зайти угрозы? А если они распространятся и на Ольгу? Может, не стоит отпускать ее в Москву одну? С другой стороны, убийца где-то здесь, в Тарасове, значит, пусть едет. Это даже к лучшему. Его сейчас там точно нет, раз он только что подкинул мне записку, и если Ольга выяснит, что Сергей Перехватов в Москве отсутствует, дело можно будет считать законченным. Тогда я просто голову отдам на отсечение, что это он. Если же это не он, тогда Ольге точно в Москве ничего не грозит. В любом случае ей лучше сейчас находиться там. А уж за себя-то я не беспокоюсь. Я-то сумею за себя постоять».
На этот раз в машине меня не поджидало никаких неприятных сюрпризов. Я благополучно включила двигатель и спокойно доехала до дома. Сообщать Ольге о записке я ничего не стала: незачем ее пугать. А то вообще в своей конуре замкнется, голову из-под одеяла не высунет, и будет спиваться потихоньку, трясясь от страха.
Назавтра я планировала показать злосчастную записку Жоре. Может быть, он сможет что-либо установить, хотя я очень в этом сомневалась.
На следующий день, закончив работу в обед, я поехала к Жоре.
Овсянников крутил в руках смятый листочек и говорил то, что мне и так было, в общем-то, понятно:
– Ну что я могу тебе сказать, Поленька? Очень мало шансов определить, кто это писал. Ну посмотри сама: обычная бумага, из тетрадки какой-то вырвана. Из чистой, заметь, тетрадки, потому что на листе не отпечаталось то, что могло бы быть написано на предыдущем. Надпись сделана обычным черным карандашом… Тем более, печатными буквами. Да если бы и не печатными, то все равно, мы смогли бы установить, кто это писал, если бы только имели образец почерка. А так… – Жора развел руками.
– Понятно, – вздохнула я. – Ладно, Жора, поеду я. Я, собственно, другого и не ожидала.
– Поленька, ты только не подумай, что я отказываюсь тебе помочь! – загорячился Жора. – Просто я говорю реальные вещи: пойми, в данном случае я бессилен. Нет, ты, конечно, можешь оставить этот листочек, и я уполномочу ребят заниматься им, но… Сама понимаешь, какой результат будет…
– Да все я понимаю, Жор… – тихо сказала я.
Овсянников подошел ко мне и молча положил руку на плечо. Я ничего не сказала. Тогда Жора тихонько приподнял мое лицо за подбородок и, заглянув мне в глаза, спросил:
– Ну что с тобой?
