что—то серьёзное? Детей не успела на ноги поставить. Вечные заморочки, нервотрепка, нехватка денег, такая трудная жизнь. Еще болезни цепляются. Нужно будет сходить в церковь, помолиться Богу, может, он услышит мои молитвы и спасет меня от гибели». Так думалось ей в этот ясный, осенний день. Вокруг резвилась детвора. Кто—то катался в сквере на велосипеде, кто—то играл в мяч и в бадминтон, всюду веселый, беззаботный детский смех. На скамейках сидели пожилые люди — бабушки и дедушки шумной детворы. Одна девочка подошла к Надюше и протянула ей кленовую ветку с яркими, желтыми листьями.
— Спасибо, — она улыбнулась девочке. — Сколько тебе лет?
— Десять.
— Как тебя зовут?
— Вера.
— Ты с кем сюда пришла?
— С бабушкой.
— Верочка! Иди ко мне, пора домой! — позвала седая пожилая женщина, сидевшая неподалеку на скамейке.
— До свидания! Сейчас, бегу! — она резво убежала на зов бабушки.
«Господи! Какие умные дети, как прекрасно ощущать жизнь во всей её полноте и при этом чувствовать себя здоровым человеком, а я не знаю, что будет со мной дальше, с моей семьёй, с детьми, мужем. Я не хочу их терять, это так жестоко — разлучаться с родными и любимыми людьми. Лучше не думать о плохом: любая мысль может материализоваться, не дай Бог накликать на себя беду. Рогожину ничего пока говорить не буду, подожду результат анализа». Она встала и пошла домой. Дома, чтобы снять груз тяжелых и нерадостных дум, погрузилась в работу.
Начала сразу три дела: варить обед, убирать квартиру и стирать. Войдя в азарт, как заведённая, носилась то в ванную, то в кухню, то по комнатам. Жарила котлеты, варила борщ, прополаскивала бельё, думая при этом, что пора приобрести импортную стиральную машину—автомат, уже давно все знакомые не занимаются такой тяжелой домашней работой, как стирка белья. Вытирала пыль с мебели и пылесосила ковровые дорожки в коридоре. Когда всё было убрано, постирано, приготовлено, легла отдохнуть, но тут пришли дети, она встала, накормила их, а они, наевшись, поделились с ней школьными новостями.
— Мама, у нас теперь в школе будет дежурить милиция. За это нужно платить с каждого школьника по пятьдесят рублей в месяц, — сообщила дочь.
— Зачем это? — удивилась Надюша.
— Чтоб наркоманов в школу не пропускать.
— О, Боже!
— Да, — продолжала дочка. — У школы нет денег платить милиции за охрану, придётся с родителей собирать.
— Что ж, нужно, так нужно, куда денешься? Много у вас наркоманов? — спросила Надюша сына.
— Полно. То курят травку, то «колеса» глотают, а некоторые даже «ширяются».
— Что это такое? — не поняла Надюша.
— Травку курят — просто балдеют, это не страшно; «колеса» — таблетки веселящие; ширяются — в вены всякую дрянь вводят, чтобы кайф поймать — это самое страшное, потому что можно привыкнуть и стать наркоманом.
— Чудовищно! — только и могла сказать Надюша. — Слушай, ты случайно не пробовал за компанию?
— Нет, мама, не волнуйся, ко мне не пристают, знают, что у меня папа — милиционер.
— Ты держись от таких подальше, — попросила сына.
Школьные новости её шокировали. Вечером, когда приехал Рогожин, она рассказала ему за ужином, что услышала от детей.
— Ну, что ты хочешь? — спокойно отреагировал он. — Наркомания задавила. Плати деньги, всё—таки милиционер на вахте дежурить будет, это хорошо, но проблему, к сожалению, этим не решить. Дети выйдут из школы и где—нибудь за углом будут делать то же самое.
— Может, наших детей перевести в другую школу?
— В какую? Везде одно и то же творится. Следить нужно за детьми, объяснять вред наркотиков. Ты почему сама не ешь?
— Да не хочу я, устала, — отмахнулась она, — столько за день дел переделала, что уже ничего не хочу. Слышишь, Рогожин, давай, с твоих отпускных машинку стиральную, автомат, купим?
— Я тебе сказал, что ещё не знаю, сколько и когда получу. Что загадывать, если на руках ни гроша?
— Понятно. — Надюша в который раз помыла посуду, прибрала на кухне, почистила всем обувь, погладила высохшее бельё, наконец к двенадцати часам ночи она освободилась. Зашла в спальную и, услышав размеренное, спокойное дыхание мужа, осторожно легла с краю, чтобы не разбудить его.
Глава тринадцатая
Махонин, уволившись с работы под предлогом срочного отъезда к больному родственнику, отсиживался в пригородном поселке Митино, у своей двоюродной сестры Антонины. Они вместе росли и в детстве были дружны между собой. Антонина испытывала к кузену пожизненную благодарность, навсегда запомнив, как он её, почти бесчувственную, вдоволь нахлебавшуюся воды и простившуюся с белым светом, тонувшую в речке Караулке, вытащил на берег и привёл в чувство. Было это давно, но в памяти сохранилось на всю жизнь. Антонина рано вышла замуж, но жизнь замужняя не сложилась, детей у неё не было, муж много пил. Часто, уходя в запои, пропадал из дома на несколько дней, а то и на неделю.
