если не останется никакого другого выхода. Но не сейчас. А вместо того мы…
Ему показалось, что вся левая половина тела взорвалась, боль была такая, что на миг он, наверное, потерял сознание. Не осталось почти ничего от прежнего Императора. Сознание погасло, ушли страх, любовь, желание жить. Распад пережила только боль. И она, эта боль, стала тем, что нанесло ответный удар, взламывая и сметая ряды врагов. Кровь хлестала из левой руки потоками, жилы лопались, извергая алые водопады, перевитые языками огня. Боль становилась силой. Пламя меняло цвет, делаясь таким же серым, как и сами призраки, плотно окружившие Императора, и бестии внезапно попятились.
Император уже не мог держаться на ногах. Магия подпитывала его плоть, но и она не была всесильной. Однако, прежде чем потерять сознание, Император вдруг очистившимся на миг взором увидел, как серое пламя, рвущееся с его левой руки, вбивает призраков в камень стен и пола, словно гигантский молот. Ломаются клыки, лапы обращаются в ничто, взрываются гротескные «головы», и вот дорога к взломанной ещё раньше решётке открыта, но…
Кажется, призраков оставалось всего два или три, из-за нечеловеческой боли Император не мог сказать точно. Они рванулись вверх, уходя от губительного серого пламени. Ринулись на Императора сверху. Он почувствовал их бросок, но сделать уже ничего не успел – левая рука ему не повиновалась. Ледяные когти мазанули по затылку, он почувствовал, что падает, попытался в последний миг не придавить Тайде тяжестью и своей и доспехов, однако это оказалось большой ошибкой. Призраки вцепились в бесчувственную Дану, поволокли её к выходу; одного смело струёй серого пламени, однако два других благополучно достигли арчатого проёма и исчезли в нём.
Император упал лицом вниз, и тьма поглотила его.
…Когда он пришёл в себя, вокруг царила мертвенная, давящая тишина.
Не потрескивал камень, не капала вода со сводов, не слышно было даже шебаршения крыс, непременных обитателей всех пыточных подвалов.
Боль ворвалась в сознание рокочущим водопадом. Кажется, на всём теле вообще не было ни одного живого места. От левого рукава куртки остались одни обуглившиеся ошмётки, кожу покрывали жуткого вида струпья, чередующиеся с ожогами. Жилы так и остались чудовищно вспухшими, и кровь проталкивалась по ним какими-то вздутиями, словно сгустками. При каждом движении струпья лопались, обильно истекая отвратительного вида желтоватым гноем. Императора чуть не вырвало от омерзения.
Опираясь, на здоровую руку, он медленно поднялся. Заковылял к выходу. Ему никто не препятствовал, замок казался покинутым. Вампира Эфраима, само собой, и след простыл.
Император шагал, едва переставляя ноги. Он всё понял, наступила холодная, беспощадная ясность. Ясно, зачем его выманили в этот мир. Ясно, зачем украли Тайде. Ясно, почему так глупо и бездарно «пытались убить». Ясно, почему его оставили в живых, пока он валялся без сознания, совершенно беззащитный…
Ну что ж, вы всё рассчитали правильно. Вы ошиблись лишь в самом малом. Вы решили продолжить игру, после того, как первая попытка провалилась. Ручаюсь, на сей раз вы придумаете нечто получше каких-то там жалких призраков и пыточной камеры. Очень может быть, что мне придётся сыграть по-вашим правилам.
Но всё равно – берегитесь! Император здесь, а где Император – там его Империя, а Мельинская Империя за всю свою историю, проигрывая, случалось, битвы, ни разу ещё не проиграла ни одной настоящей войны.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПИК СУДЕБ
РЕЧИ СФАЙРАТА
Словам твари нечеловеческой – не верь. Словам, нашим языком сказанным, Но из глотки чудовища изошедшими, – Не верь сугубо и трегубо.
Эльфы шагали быстро, несмотря на стремительно набирающую силу многоснежную, вьюжную зиму. Об осени уже никто не вспоминал. Поля и пажити Эгеста покрыл пушистый снег, с Железных гор рвались на юг армады ледяных ветров, наметая высокие сугробы. Жалобно трепетали последние, чудом уцелевшие бурые листья, упрямо не желавшие расставаться с ветвями, словно в тщетной надежде на весеннее воскрешение.
Можно было предполагать, что отряд Вейде постарается как можно скорее скрыться в Вечном лесу, однако вместо этого королева целительница вела своих строго на север, правда, без дорог, заснеженными чащобами, тщательно избегая как баронских разъездов, так и инквизиторских патрулей, которые после случившегося в Эгесте буквально заполонили страну.
Фесс всё время оставался на носилках. Он быстро слабел. Тело не принимало пищу, извергая всё назад. Эльфы мрачно молчали, Миалли плакала, не скрывая слез, и даже Вейде перестала в конце концов на неё прикрикивать, мол, не разводи панику, всё будет хорошо.
Ночью некроманту ненадолго становилось легче. Яркие и колючие зимние звёзды заполоняли всё небо, Фесс смотрел на них часами, не отводя взора. Спать ему не хотелось совершенно. Как ни странно, звездное мерцание и в самом деле помогало, разум прояснялся, беспамятство отступало. Приходили тоска, вина и боль, но эти все чувства были уже человеческие, обычные. Обычные, потому что во время забытья некромант отнюдь не проваливался в тёмную бездну Ничто.
В такие звёздные ночи ему невольно хотелось, чтобы всё случившееся с ним после того, как Долина осталась за плечами, оказалось просто дурным сном. Никогда доселе Фесс ещё не сожалел о содеянном, никогда вплоть до этих дней. Теперь же начал. Тени друзей, возникавшие перед его мысленным взором каждую такую ночь, молча смотрели на него и так же безмолвно растворялись во мраке.
Они уходили во Тьму медленно, не торопясь, и словно бы звали Фесса за собой; наверное, в те мгновения его удержало от непоправимого и необратимого только чародейство Вейде.
Эльфийке приходилось пускать в ход всё более и более сильные чары.
На её тонком лице уже практически никогда не появлялась улыбка.
Эльфы, её помощники, не отходили от Фесса ни на шаг, и его постоянно кто-то из них держал за руку. Эльфы были молчаливы, ни один не сказал некроманту ни слова – во всяком случае, в те моменты, когда он способен был осознавать происходящее. Они жалели его? Или презирали? Или боялись?
Так или иначе, две недели спустя маленький отряд эльфийской королевы достиг северных рубежей Эгеста. Горы подступили совсем близко, снега поднялись высоко по их склонам, словно задавшись целью укутать наконец весь иззябшийся камень склонов. Здесь начинались владения гномов, а о том, в ссоре они с эльфами или нет, сказать могли, наверное, только они сами. Люди с годами сочли наиболее мудрым просто держаться подальше от стыка гномьей и эльфийской границ, где с одной стороны могла свистнуть не знающая промаха стрела, а с другой – прилететь увесистый метательный топорик, оружие, которым гномы Железного Хребта владели на удивление ловко. Места, однако, тут были богаты и пушной и зверовой охотой, в быстрых горных речках брали украшение королевских столов – радужную форель, случалось, какой-то ручей доносил до людских пределов и самородное золото, не столь высоко ценимое, как красное салладорское, но тем не менее. Всего этого вполне хватало, чтобы предприимчивые эгестские и семиградские купцы основали в предгорных лесах целый ряд факторий. Устроиться тут как следует не сумел ни один барон, простой же люд, как это обычно и бывает, неплохо ужился и с теми, и с другими.
Хотя, если сказать по чести, к «простому» люду отнести здешних поселенцев было бы трудновато – сюда, в общем, собирался народ похрабрее да покряжистее.
Мимо немногочисленных людских поселений отряд Вейде проскользнул невидимыми ночными призраками. Фесс не мог понять, куда они направляются, потому что Пик Судеб, если верить ордосским картам, находился далеко на восток от этих мест, за восходной границей Вечного леса, на самом краю Железного Хребта, в относительной близи, кстати, от Северного Клыка и башни Сим, где когда-то Фесса спас от неминуемой смерти старый Парри…
Ближе к горам Фессу неожиданно стало чуть легче – но легче именно звездными ночами. Воздух тут был совершенно, абсолютно прозрачен, звёзды, казалось, опускаются чуть ли не в протянутую горсть. Может, от этого, может, от чародейства Вейде, но ночами некромант мог сидеть и даже вести недолгую беседу. Правда, за это пришлось платить беспамятством, лихорадкой и кошмарами в течение дня,
