Гачаг Наби недолго дожидался удобного момента. Только стемнело, как начальник тюрьмы Татарыбек прошел размашистым шагом в свою убогую канцелярию. Гачаг Наби неслышно прокрался за ним и возник на пороге, склонив голову.
Начальник был погружен в чтение каких-то бумаг, которые он разглядывал, прищурившись, поднеся к самому огню.
Увидев краешком глаза солдатскую гимнастерку и услышав позвякивание ключей, он спросил:
- А, Карапет, пришел?
- Пришел, - покорно ответил мнимый стражник.
- Что, поумнел после моей затрещины?
- Так точно...
- Будешь помнить мое отеческое наставление всю жизнь!
- Буду помнить, господин начальник...
- Значит, должен благодарить меня за науку...
- Спасибо, господин начальник!
- Ладно.
Татарыбек помолчал, покачал головой, прочно сидящей на мощной красной шее.
- Раз ты понял, значит, теперь будешь выполнять все, что я скажу.
- Да, господин начальник.
- Поклянись.
- Как, господин начальник?
- Клянись Иисусом Христом, сыном непорочной девы Марии... Гачаг Наби растерянно промолчал. Но Татарыбек истолковал его молчание по-своему:
- Ты думаешь, Карапет, что нельзя клясться такой клятвой перед нехристем? Ну, так гляди!
И он вытащил из-за ворота висевший на шелковом шнурке нательный крест.
- Видал? Я уже давно принял истинную веру! Он размашисто перекрестился.
- Ну, теперь ты веришь мне до конца?
- Да, господин начальник!
_ И не побоишься теперь сказать мне, что ненавидишь от души этих мусульманских псов?
- Не побоюсь, господин начальник...
_ И понимаешь, что должен делать правоверный христианин...
- Нет, господин начальник! Татарыбек вздохнул нетерпеливо.
- Надо же, какой ты непонятливый. Душить нужно этих мусульман, топить, резать! Теперь понял?
- Понял, господин начальник!
- Ну, вот, наконец... А кого нужно удушить первым?
- Не знаю, господин начальник...
- Какой же ты все-таки несообразительный! Подумай. Шевели мозгами.
- Не знаю...
Татарыбек тяжело вздохнул, всё еще не поворачиваясь к своему 'помощнику', с которым раньше и словом перемолвиться гнушался, а теперь пришлось вступать в обстоятельные переговоры.
- Ну, кто самый опасный человек у нас в каземате?
- Разбойник Гудрат!
- Эх, ты, деревня. Атаманша разбойничья, вот кто самый опасный элемент!
- А-а-а-а...
- Вот ее и надо извести.
- Как же?
- Очень просто. Тебе эта Хаджар вполне доверяет.
- Нет, господин!
- Брось запираться. Я же знаю, что она еду берет только из твоих рук.
- Напраслина это, господин начальник!
- Сказал - брось!
'Карапет' вытянулся по стойке смирно.
- Значит, ты хочешь мне помогать? - снова спросил Татарыбек.
- Да, господин начальник!
- Так слушай. Еду для 'кавказской орлицы' тебе сегодня передаст фельдшер. Что там - тебя не касается. Твое дело - чтобы эта хищная птичка склевала все зернышки без остатка. Усвоил?
- Зачем это, господин начальник?
- Состаришься, если много знать будешь! Или, того вернее, и состариться не успеешь.
- Кажется, я догадываюсь, господин начальник...
- Это уже твое дело.
- Только боязно - а что нам потом скажет его превосходительство господин генерал-губернатор?
- Важно не что скажет, а что подумает... Он и накричать на нас может, и пообещать, что накажет примерно. А сам будет думать: 'Молодцы, ребятушки! Знают службу!' И при случае это нам зачтется, не горюй.
- А?..
- Ну? Что тебе еще?
- А как же Гачаг Наби?
- Ну, без своей орлицы и он не много налетает!
- А если?..
- Какой ты докучный, братец! Если да если... Смотри, еще слово скажешь, придется тебя снова поучить, как давеча. Схлопочешь...
- Что, господин начальник?
Глухо заворчав, Татарыбек приподнялся из кресла, неторопливо отводя мощную длань. В жирное, ничем не защищенное тело и вонзился кинжал Ало-оглы, вспоров брюхо великана, словно старую перину... А пока палач хрипел и корчился, вторым стремительным движением Гачаг Наби провел лезвие от уха до уха по багровой шее, так что и хрип смолк...
Надо же, чтобы в этот самый момент в двери, заслонив ее своей грузной тушей, показался вдруг фельдшер, подручный Татарыбека. Что ж, еще лучше!
Дагестанский кинжал Гачага Наби и тут не промедлил. Фельдшер издал короткий стон и повалился на пол. Два поверженных гиганта почти заполнили своими непомерными телами небольшую комнату.
Ало-оглы вытер окровавленное лезвие о погоны палачей и спокойно вышел из каземата, не забыв закрыть за собой дверь на запор.
Глава семьдесят седьмая
Генерал-губернатор вернулся из гёрусского каземата в свои покои очень расстроенным. Будучи человеком неглупым, он отлично понимал всю весомость понесенного только что поражения. Тут же сел за письменный стол, потребовал срочно карту уезда и стал размечать план боевых действий, которые он решил незамедлительно развернуть против опостылевших мятежников. Опытный глаз военачальника преображал зеленые и коричневые штрихи на глянцевой поверхности бумаги в реальный рельеф. Он уже представлял себе, где укрыть засады, как развернуть разведку, сколько выслать походного охранения... И пришел в себя только сообразив вдруг, что не на войну он собрался, где можно найти и исчислить противника, а готовится выступить, чтобы жечь мирные хижины и рассеивать стада коз и баранов, пасущихся на горных отрогах.
Княгиня Клавдия Петровна и не ожидала, пожалуй, от посещения мужем каземата ничего утешительного. Она окинула князя, буйствующего за столом, вполне даже спокойным и чуть ироничным взглядом. Отметила, что голова его трясется, хоть сам он этого не замечает, что вполне логично дополнило непрестанный тремор рук и ног, преследующий его все последние дни.
Между тем, в этот раз генерал-губернатор вел себя вполне достойно. Он не сдался заранее, он приготовился действовать и намеревался пустить в ход все свои военные познания и громадный жизненный опыт.
За свою долгую жизнь он ни разу не бежал с поля битвы и согласился бы его оставить только бездыханным.
Уговаривать, успокаивать, строить козни и плодить интриги - нет, это явно не его дело. Вот выстроить
