- Это неважно. Вы можете поехать верхом.
- Но она, в ее положении, не может ехать верхом так далеко, укоризненно произнесла одна из придворных дам.
- Глупости, - сказала домоправительница, считавшая себя выше по рангу, чем маркграфиня Паладин, по крайней мере, когда это касалось службы в замке. К тому же на ее стороне всегда были Кирстен Мунк и Эллен Марсвин. - Я ездила верхом каждый день, когда была в таком же счастливом положении. Ведь маркграфиня хорошая наездница, насколько мне известно. Она может взять Флорестана.
- Но ведь это не лошадь, а сущее наказание, - сказала придворная дама.
- Вы умеете ездить верхом или нет? - сурово спросила Сесилию домоправительница. - Другой лошади в данный момент нет. Или идите пешком.
Пройти пешком такой длинный путь?
- Не могу ли я побыть здесь, пока не придет карета?
- Вы отказались выполнить поручение. Отказываетесь сопровождать детей Его Королевского Величества в Далумский монастырь. Для Вас не может быть никаких снисхождений. Подите прочь!
Наконец-то у домоправительницы появился повод отомстить этой упрямой норвежской девушке, которую так любили при дворе и которая, в довершение всего, вышла замуж за человека, имеющего такое высокое положение! Обычная норвежская девица из низшего сословия вдруг стала носить имя Паладин! Мысль об этом была просто невыносима.
Сесилия вздохнула. Она-то умеет скакать верхом, но Флорестан...
Однако выбора у нее не было, если она хотела попасть домой.
Торопливо собрав вещи, она простилась с молодыми горничными, с которыми дружила.
Домоправительница имела теперь неограниченную власть над своим штабом: король находился в Германии, а Кирстен Мунк, удивив всех, последовала за ним.
При дворе говорили, что супружеское счастье Кристиана IV и фру Кирстен находится в стадии расцвета и что фру Кирстен настаивает на том, чтобы разделить с мужем все тяготы войны. Во всяком случае, королю это было приятно, ведь он так ценил семейные узы.
Люди недооценивали Кирстен Мунк, называя ее служанкой: это было не так. Она происходила из очень известной семьи. Ее отцом был могущественный Людвиг Мунк из Нерлунда, который в свое время был наместником короля в Норвегии и накопил большие богатства, а потом, в 1596 году, был смещен молодым королем Кристианом. Ее матерью была Эллен Марсвин, одна из самых богатых и влиятельных женщин Дании - и одна из самых коварных. Обе, мать и дочь, были интриганками и хапугами, но фру Кирстен была к тому же - в отличие от своей матери - глупа и легкомысленна.
Так что большинство не считало ее внезапное решение сопровождать мужа в Германию особым проявлением любви. Скорее это была жажда приключений. Но во Фредриксборге никто не жалел о ее отъезде.
Когда Сесилия спустилась в конюшню за Флорестаном, конюх тоже выразил свое беспокойство:
- Держите его крепче, маркграфиня! Но не слишком сильно. С ним сладить нелегко.
- А другой лошади нет?
- Двор выехал на охоту, Ваша милость.
- Тогда пожелай мне удачи, - сказала Сесилия, садясь на коня. Прислать лошадь обратно?
- Я об этом позабочусь. Удачи Вам, Ваша милость!
Флорестан просто танцевал под ней, но ей удалось совладеть с ним - и она поскакала.
Ей постоянно приходилось бороться с этим непослушным конем, чтобы он держал правильное направление. Но вот, наконец, она въехала в ворота Габриэльсхуса.
Навстречу выскочили с лаем собаки, и конь поднялся на дыбы. Сесилия не смогла удержать его.
Она почувствовала с ужасом, что сползает и падает вниз головой на землю.
Конь выскочил за ворота и поскакал обратно во Фредриксборг.
Собаки лизали ее лицо. Слабым голосом она позвала на помощь. Прибежал слуга Александра, потом еще несколько человек.
- Помогите, - прошептала Сесилия, - я упала с лошади.
- Мы видим... - взволнованно произнес слуга. - Это такой своенравный конь. Почему же...
- Я была вынуждена ехать на нем, - с трудом произнесла Сесилия, потому что я... не захотела ехать в Долум... Разве я должна была ехать, Вильгельмсен?
- Конечно, нет, Ваша Милость. Давайте руку...
Сесилия вскрикнула от боли.
- О, ребенок! Помогите мне!
Они быстро внесли ее в дом и уложили на широкую кровать.
- Пошлите за акушеркой или как там ее называют, - сказал слуга. - И быстрее!
Боль волнами проходила по ее телу. Из-за ушиба головы она потеряла сознание.
Она очнулась от резкой боли. Ее золовка Урсула сидела возле ее постели.
- Ребенок, - прошептала Сесилия, не открывая глаз. - Ребенок Александра. Я потеряла его!
- Ну, ну, - решительно произнесла Урсула. - Лежи спокойно! Знахарка сейчас придет. Все хорошо.
- Нет, - в полузабытьи произнесла Сесилия. - Не хорошо. Я чувствую это.
Она зарыдала, трепеща всем телом.
- Я так хотела... дать Александру... ребенка... И он... был так рад... Его род... продолжился бы... А теперь... все кончено...
Сесилия лгала Урсуле не намеренно: она в самом деле считала, что это ребенок Александра. Посредничество господина Мартинуса было для нее несущественным. Ведь тогда, в кладбищенской сторожке, она думала об Александре.
Невольно тронутая этим, Урсула взяла ее за руки.
- Дорогая Сесилия, - тихо произнесла она. - Дорогая Сесилия!
В момент приступа боли Сесилия вцепилась в нее.
- Я была просто чудовищем, - слезы бежали по щекам Урсулы. - Ты простишь меня, Сесилия? Простит ли меня Александр? Я ненавидела его за то, что он позорит наше имя. А теперь я вижу, что все это - злые сплетни.
- Ах, Урсула, - шептала Сесилия, - Урсула... Она вдруг страшно закричала. Ей показалось, что ее тело разрывается изнутри, и она почувствовала, что постель становится влажной и липкой.
- Александр! - эхом отозвался ее крик в комнатах.
Урсула прижала ее к себе.
- А я не верила вам, - прошептала она. - Не верила в вашу любовь!
Сесилия не вставала с постели несколько дней. Из-за травмы головы она теряла сознание, когда пыталась сесть.
Она лежала и смотрела в окно, в полузабытьи, лишенная всяких чувств. Она не могла ни на чем сосредоточиться.
Однажды вечером, когда уже унесли ужин, вошла Урсула и села возле нее.
- Как самочувствие? - озабоченно произнесла она.
- Не знаю, - ответила Сесилия. - Честно говоря, не знаю. Я не в состоянии что-либо чувствовать.
Урсула сжала ее руку.
- Как я была несправедлива к вам! И прежде всего к Александру!
Медленно повернув голову, Сесилия посмотрела на нее.
- Нет, - тихо сказала она, - ты не была абсолютно не права. У Александра были свои трудности.
Золовка окаменела.
- Попробуй мягче относиться к нему, Урсула! Александр был очень, очень несчастным человеком.
- А теперь он... здоров?
- Он пытается выздороветь. И мы с ним очень счастливы, разве ты не замечаешь?
- Замечаю. Да, это так. Но...
- Урсула! Сделай мне одно одолжение, расскажи мне о детстве и отрочестве Александра! Он многого не помнит, видишь ли...
- Почему ты хочешь знать об этом? - уклончиво спросила Урсула.
