Подъем в гору от самого прииска начинается. Сначала пологий, а потом глянешь кверху - фуражка свалится. Идем так-то по тропе. Дело к ночи. Солнышко вот-вот закатится. Все небо над лесом возле него пылает пожаром. А три вершины Качканара - шиханы, особенно Рог Полуденный, самый высокий утес, словно весь в крови. Даже как-то жутко.
Наконец, подошли к россыпям камней перед подъемом на вершину. Ночевать решили на макушке горы. Там безопаснее. Внизу, в камнях, полно змей. Даже, сказывают, полозы водятся. Дескать, вроде удавов, саженной длины.
Стали взбираться вверх, с камня на камень, с глыбы на глыбу. Лезем друг за дружкой, молчим, пыхтим. Вдруг с кручи перед Рогом Полуденным на нас полетели палки, камни. Мы опешили, остановились, притаились за скалой. А с горы, смотрим, с отвесной высоты полетели уже огромные глыбы. Летят, грохочут, как гром, и высекают искры-молнии.
У нас мурашки забегали по спине. Вначале мы подумали, что кто-то раньше нас пришел на гору по ягоды и вот пугает. А тут видим, понимаем, не человеческих рук дело. Кто-то из ребят шепнул:
- Это леший камни ворочает, хозяин горы. Рассердился, что мы его потревожили.
У нас и вовсе сердце в пятки ускочило. Стоим под скалой, ни живые ни мертвые. И белые, как полотно. Простояли так час, может, полтора. Кругом стало темно и тихо. Только тут мы начали приходить в себя. А Ванька Вехтев вспомнил, что у него в кармане лежит пугач, заряженный пробкой, вытащил его и выпалил в воздух.
- Эй, кто там балует - кричит. - Сейчас застрелю. - И опять грохнул из пугача.
Ему ответило только эхо в камнях.
Подыматься дальше в гору мы не посмели. Вдобавок к нашим страхам где-то в стороне от Рога Полуденного закричал филин: сердито, приглушенно. Потом ни с того ни с сего поднялся, зашумел ветер. Застонал, заскрипел лес. И тут мы не устояли. Как по команде начали пятиться назад с камня на камень, а как вышли на тропу - дай бог ноги. Кинулись обратно на прииск. Бежим, спотыкаемся, падаем. Впереди всех нас вожак Ванька Вехтев.
На прииске всполошили народ. Дескать, встретили на Качканаре лешего, хозяина горы. Он чуть не убил, швырялся камнями, кричал страшным голосом, а потом напустил ветер, бурю.
Среди старателей на прииске жил тогда Потап Зимогор. Старый уже. Седой. Ни в бога, ни в черта не верил. Его даже шуваловские казаки-стражники побаивались. Услышал он про лешего и говорит нам:
- Ну-те ведите меня на гору. Посмотрю я, что за хозяин на Качканаре объявился.
А сам голенище сапога пощупал. За голенищем-то он нож носил. За одним голенищем нож, хлеб резать, за другим - ложка деревянная хлебальная, под лаковой краской.
На другой день, при светле, при солнце, и нам стало интересно сходить снова на Качканар. Любопытно, кто же швырял в нас камнями с Рога Полуденного? Если люди, так Зимогор в обиду нас не даст. Да и лешему дорогу не уступит. Это такой человек, завсегда стоял за справедливость.
Опять идем на Качканар, к Рогу Полуденному. Только на этот раз поднимаемся к шихану не в лоб, а от седловины горы. Впереди - Потап. Суровый, серьезный, А мы за ним, ниточкой. Не шумим, не разговариваем. Крадемся, будто кошки.
Но вот и южная вершина горы. Огромные камни, утесы с многоэтажные дома. Под Качканаром стелются сплошные дремучие леса, стоят невысокие горки, словно островки. Вдали виднеются дымки от заводских труб Кушвы, Нижнего Тагила и от поездов, проходящих по Горнозаводской дороге. Зимогор присел под скалой на камне, покрытом толстым слоем серого лишайника, и начал закручивать цигарку. Мы расселись возле него. Ждем, что он дальше будет делать.
Сидим так-то. Словно воды в рот набрали. Вдруг слышим: где-то камешек-плитнячок сбрякал. Зимогор насторожился и дал нам знак: дескать, не шевелитесь, молчок. А сам быстро спрятал кисет в карман и опять пощупал голенище. Прошло сколько-то времени, Потом неподалеку от нас под кручей горы загремел камень, где-то упал и будто взорвался. Наш Потап поднялся на цыпочки и стал выглядывать из-за скалы. А мы следим за ним. Затем он повернулся к нам и пальцем поманил к себе: мол, идите-ка сюда. Смотрим мы из-за его спины и видим: на краю обрыва медведь. Большущий, рыжий, лохматый. Топчется возле каменной глыбы, облапил ее и старается столкнуть под утес. Вскоре глыба чуть сдвинулась с места. Медведь нажал на нее плечом, и она свалилась под гору, запрыгала по камням, загремела, будто гору начали взрывать динамитом. Потом все стихло. Медведь с любопытством поглядел вниз и принялся сталкивать следующую глыбу, раза в два-три большую, чем сам.
Медведь забавлялся. Мы наблюдали за ним с раскрытыми ртами. И страха у нас почему-то не было. Будто это не грозный зверь, а теленок, разыгравшийся бычок. Зимогор тоже спокойно стоял и улыбался в бороду. Затем он достал кисет и начал закуривать. Ожили и мы, начали перешептываться. Ванька Вехтев вытянул из кармана пугач и показал Потапу. Тот одобрительно кивнул головой:
- Пальни!
Выстрел шарахнулся между скал, расплескался эхом. Медведь прекратил свое занятие и повернулся в нашу сторону. Глаза маленькие, круглые, злые. Увидел нас под скалой, разинул пасть и рявкнул. Да так рявкнул, что не знаю, как у других, а у меня волосы на голове поднялись.
Зимогор вытащил из-за голенища нож, показал его медведю и грозно приказал:
- А ну-ка, Михаил Потапыч, улепетывай отсюда, пока я тебе брюхо не распорол. Хватит безобразничать, угланов да баб пугать. Ишь ты, нашелся проказник!
И вдобавок свистнул, вложив в рот два заскорузлых пальца. Медведь припал на лапы и, косясь на нас, пошел наутек вдоль отвесных скал, прыгая с камня на камень.
Тут и мы на него заорали все, припоминая ему вчерашнее. А потом вдоволь наелись малины. Да еще домой в фуражках принесли.
Нынче-то на Качканаре спокойно. Народу вокруг, как в муравейнике. От графов Шуваловых и духу не осталось. Пришли новые люди, советские. Боевые. Веселые. Обогатительный комбинат строят, жилые дома, магазины. Гору рвут аммоналом. Руду из нее выбирают. Новый, настоящий хозяин на гору пришел.
НА РОЖОН
Почти двести километров от стойбища Бахари шел старый охотник Родя со своим сыном Степаном к промысловой избушке. Шел и радовался. Богатая должна быть нынче охота. А как же. На кедраче уродилось много орехов. От рябиновых ягод красно в глазах. Ого! Все звери, все птицы пожалуют в промысловые угодья Роди. Председатель колхоза потом скажет:
- Молодец Родион! Ты у нас лучший добытчик. А на этот раз ты самый самейший. Получай обещанную премию - ружье-тройник.
Шутка ли? Два ствола гладких, третий витой. Из витого ствола пулей бей сохатого наповал, медведя бей. Не бегай по пятам за лисой, за песцом. Не жди, пока попадут в капкан. Увидел вдалеке и бери на мушку. Плохо ли?
Степан вместе с лайками, Цыльмой и Щугором, тянул узкие на высоких копыльях тяжело нагруженные нарты. На них в мешках сухари, крупа, мука, сливочное и топленое масло, боеприпасы и два меховых одеяла.
Шедший налегке Родя тоже впрягся в лямку.
- Поживее, Степашка! Звери-то, птицы-то ждут, поди, нас, а?
- Знамо, ждут,
- Вот-вот. Я тоже думаю. С утра пораньше станем выходить на промысел. Много спать тебе не дам. Будить стану, сразу подымайся. Ты спать ой какой здоровый. Уснешь, медведь под ухо рявкнет - не пробудишься.
- С утра до ночи ходим по лесу, вот и спится.
- Дома будем отсыпаться. Смотри-ка, зима пришла. Выпал снег, нынче немного снега. Шибко хорошо. На снегу про зверей все написано. Не ленись только. Мы с тобой, Степша, обязательство взяли добыть пушнины больше всех.
- Взяли.
- О-о. Тройник-то, премия, кому достанется? Нам?
- Нам. Если все будет хорошо.
- А когда у нас было плохо? В верховьях реки Ильмы угодья всегда добычливые. Вот как!
Безусый, большой, кривоногий, будто рожденный для того, чтобы волочить грузы, сын Роди вначале во всем поддакивал отцу, хотя ему было не до разговора. Ременная лямка резала плечо, нарты то и дело
