уплатить пятьдесят тысяч баков, если мы добьемся у Сомосы возвращения хотя бы части ваших плантаций и какого-нибудь из ваших домов на берегу или в столице?
- Я готов отдать половину того, что вы сможете мне вернуть, сглотнув комок в горле, ответил старик. - Я мечтаю вернуться туда... Но ведь теперь немцы стали изгоями... Сомоса не пускает нас в страну...
- Что с вами случилось седьмого декабря сорок первого года, когда Сомоса снял со стены портрет Гитлера и объявил войну рейху? - спросил Роумэн.
- В ту же ночь мы все - и те, кто состоял в нацистской партии, и те, которые считали себя никарагуанцами, - были арестованы. Нас отвезли в тюрьму <Ормигуэро> и концлагерь <Куинта Эйтцен>, - сейчас, говорят, это вилла Луиса Сомосы... Как нас били, как морили голодом, об этом не хочу вспоминать... Кто-то из наших, уцелевших от ареста, отправил письмо американскому послу с просьбой освободить стариков, женщин и детей... Освободили трех сорокалетних - тех, кто имел постоянный бизнес с североамериканцами... В мае сорок второго нас выслали в Сан-Франциско, оттуда перевели в концлагерь в Техасе, часть отправили на границу с Канадой, на север, все наши там поумирали, только я спасся, старый черт, а внук погиб и дочка тоже... Сорок женщин и детей потом вывезли в Германию, с помощью Красного Креста Швейцарии, но опять же тех, кто был связан с американским бизнесом. Это правда, сеньоры, не сердитесь, я рассказываю правду... Если в Аргентине, Боливии, Бразилии, Чили немцы в основном работали на рейх, кроме, конечно, тех, кто эмигрировал от Гитлера, то никарагуанские немцы действительно растворились в стране... Мы вспоминали, что в наших жилах течет немецкая кровь, только когда собирались в церкви... Такое же было в России, при императоре Петре... Есть страны, которые растворяют в себе иностранцев... Конечно, мы знали, что Бреме, Людвиг Бреме был нацистом и поддерживал связи с людьми Сомосы, они очень дружили до сорок первого года, даже, говорят, Бреме привез ему специалистов по допросам, людей гестапо...
- А где сейчас этот Бреме? - спросил Роумэн.
- Не знаю.
- А что из себя представляет Петерс?
- Он был заместителем Бреме... По контактам с провинциями Хинотега и Леон, настоящий нацист...
Роумэн переглянулся с Гуарази; тот повернулся к Личу:
- Ну что ж, начнем составлять исковое заявление? Вы помните, сеньор Брокман, какие статьи конституции Никарагуа были нарушены Сомосой?
- А разве там была конституция? - удивился старик.
Личу рассмеялся:
- Была, дон Франсиско, была! Самая демократическая в Центральной Америке, полные свободы, гарантия личности, охрана достоинства и так далее...
...Через час Личу увез ч е т в е р к у, передав Гуарази текст искового заявления Брокмана; факты, которые он изложил, были неопровержимы.
- Если бы я получил эту бумагу в Штатах, дело было бы выиграно в первой же инстанции, - заметил Личу, прощаясь с Гуарази на коста-риканской границе (пересекли ее в маленькой деревушке за городом Давидом; около пограничного столба сидел инвалид в рваной форме; ни телефона, ни сигнализации; все, как полагается в Латинской Америке: новейшая техника и вооруженные головорезы на центральной трассе и деревенская, измученная криками цикад, тишина в горах, где машине придется идти по валунам; <линкольн> оплачен, водителю было заранее сказано, что ехать придется проселками, пусть не скорбит о машине, вручили наличные для покупки новой).
В Сан-Хосе, столице Коста-Рики (господи, почему здесь большинство жителей рыжие? И голубоглазые? Будто ты и не в Латинской Америке), останавливаться не стали; Роумэн лишь попросил разрешения отправить копию иска в Лондон, Майклу Сэмэлу: <Можете опустить сами, Дик, я играю честно>; проверки документов на шоссе не было, видимо, в Панаме полагали, что ч е т в е р к а пойдет в направлении колумбийской границы; до границы с Никарагуа доехали за пять часов; переход был и здесь обговорен заранее (ну и синдикат, вот сила, а?!), в Манагуа приехали под утро.
Гуарази попросил шофера остановиться около <Гранд-отеля>, в самом центре (телефонов-автоматов в городе не было, все рестораны и бары закрыты, а звонить надо), уплатил портье деньги, набрал номер 9-54 -30, попросил сонную прислугу позвать к аппарату сеньора Родригеса Солано, повторил, что хозяина совершенно необходимо разбудить, он заинтересован в этом звонке; закурил (первый раз за все то время, что Роумэн знал его) и, когда Солано взял трубку, сказал:
- Счастье вновь к вам повернулось.
- Что?! - тот не понял, в голосе чувствовался испуг.
- Счастье вновь к вам повернулось...
- Идите к черту! - взревел человек. - Какого дьявола вы меня разбудили, мерзавец этакий?!
Гуарази недоуменно пожал плечами, протянул портье двадцать пять центов, набрал номер еще раз; никто не подходил; я не мог перепутать, сказал он себе, я точно помню номер, неужели из Панамы успели передать сигнал тревоги? Или Лаки отменил предприятие, пуганув своих д р у з е й тем, что он уже начал дело? Р е б я т а понимают ситуацию с полуслова, могли сговориться; нет, возразил он, я бы получил указание. Если Лаки уже договорился, надо решать с Роумэном, - слишком много узнал: Личу мы бережем как зеницу ока, это наш панамский капитал, а <Жареный> тем более...
Когда Пепе решил было положить трубку, ему ответили:
- Слушаю.
- Счастье вновь к вам по...
- Какого черта вы столько времени тащились сюда?! - радостно прокричал Солано. - Я уже думал, не случилось ли что?! Давайте ко мне! Одиннадцатый километр карретеры <С>, сто метров вверх, дом налево...
- Вы мне скажите точный адрес, - попросил Гуарази.
- У нас здесь такие адреса, приятель: <сто метров вниз, напротив аптеки, где лечат одноглазие, дом в глубине сада с тремя колоннами, только одна отвалилась>, посмотрите телефонную книгу, если не верите! Жмите! Я велю готовить завтрак...
- Сомоса примет нас в одиннадцать, - после обязательных взаимных приветствий сказал Солано. - С ним договорено.
- Я могу спросить, как вам это удалось? - обратился Роумэн к этому кряжистому старику в полувоенном хаки.
Солано посмотрел на Гуарази:
- Можно ответить?
Пепе кивнул:
- Ему надо ориентироваться в ситуации.
- Так вот, - сказал Солано, - я был последним, кто видел живым генерала Сандино. Вам говорит что- нибудь это имя?
- Да, - ответил Роумэн. - Не очень многое, правда, какой-то здешний анархист, да?
Солано вздохнул:
- Это как посмотреть... Словом, Сомоса обнял его при мне, похлопал по плечу и повторил: <Ты мне брат, генерал Сандино, ты гордость никарагуанцев, спаситель нации, освободивший нас от янки>... А через три часа Сандино убили... А я получил приказ Сомосы провести расследование... Правда, не я один... Это меня и спасло... А еще меня спасло то, что в моем доме часто отдыхали итальянский мальчишка по имени Аль Капоне и его братья... Еще вопросы есть?
- Есть, - ответил Роумэн. - Кто убил Сандино? И почему?
Солано снова посмотрел на Гуарази.
- Можешь открыть, - сказал тот. - Только быстро, надо успеть поспать хоть пару часов... С Сомосой надо вести себя точно и прижимисто, иначе он нас сломает.
- Вам знакомо имя Сакаса? - спросил Солано, не отводя своих черных, с голубым отливом глаз от осунувшегося лица Роумэна.
- По-моему, он был вашим президентом...
Солано закурил, улыбнулся, посмотрев на Гуарази, и горестно покачал головой:
- В Латинской Америке ни о ком, никогда, ничего нельзя говорить однозначно, сеньор... Сакаса был избран президентом, как некий компромисс с новым хозяином Белого дома, Рузвельтом... Тот ведь провозгласил, что уведет американские войска из Никарагуа... То есть Рузвельт открыто признал победу
