- Откажитесь от этого дела, <Джон>, - взмолился доктор. - Пойдемте со мной... У меня есть тысяча долларов, они будут вашими, отдайте дитя добром...
- Нам не нужны ваши деньги, - ответил <Джон>.
- Но ребенок жив?
- Конечно...
...Через пять дней доктор получил по почте посылку - ночную рубашку Чарльза-младшего. В записке, которую завернули в рубашонку, было выдвинуто новое требование: <Принесите выкуп до того, как увидите ребенка. В случае принятия этого условия Линдберг должен дать объявление в нью-йоркской газете <Америкэн>, всего три слова: <Согласен. Деньги готовы>.
Линдберг поместил это объявление. День за днем выходило оно в указанной газете, но <Джон> молчал...
Через несколько дней доктор Кондон получил, наконец, ответ <Джона>: <Сообщите, готовы ли вы к проведению операции в субботу вечером? Если да, опубликуйте в газете эти же три слова>.
Теперь Линдберг более всего боялся спугнуть похитителей.
Национальное казначейство пообещало, что его агенты не станут вмешиваться в это дело, но лишь отметят номера банкнот, которые будут переданы похитителям. Несмотря на советы полиции, Линдберг упорно настаивал на том, чтобы в месте, где должно произойти свидание, не было никаких засад.
Наступил субботний вечер. Линдберг и Кондон заканчивали последние приготовления к выплате требуемого выкупа. Деньги были разложены в двух пакетах: в одном было пятьдесят тысяч долларов, во втором двадцать; в общей сложности 5150 банкнот четырех достоинств: по 5, 10, 20 и 50 долларов...
Линдберг, адвокат Брекенридж и Кондон сидели в доме старого учителя в ожидании новых инструкций. Кондон казался совершенно спокойным, но его семья была как на углях: учитель был единственным, кто видел <Джона> и мог бы опознать его; вполне возможно, что бандит, получив деньги, захочет избавиться от свидетеля.
В девятнадцать сорок пять к дому подъехало такси; как и в прошлый раз, незнакомый шофер протянул Кондону конверт и спокойно уехал. В письме было указание: <Возьмите записку, спрятанную возле дверей цветочного магазина кладбища Сан Рамон>.
Линдберг отвез учителя в указанное место; в записке было две фразы: <Следуйте по проспекту Вайтмон на юг. Возьмите с собой деньги; приходите один>.
Однако Кондон оставил ящик с деньгами на сиденье машины, рядом с Линдбергом: <Сначала я все же поговорю с ним>.
Он дошел до ворот кладбища; у изгороди стоял <Джон>; доктор приблизился к нему.
- Принесли деньги? - спросил <Джон>.
- Они в машине, - ответил доктор.
- Несите...
- Я не вручу их вам до тех пор, пока вы не назовете место, где находится ребенок.
- Пока сходите за деньгами, я нарисую план той местности.
Получив деньги, <Джон> вручил Кондону конверт:
- Прочтете через шесть часов! Ни минутой раньше!
Через пять минут Линдберг и учитель вскрыли конверт: <Ребенок находится на борту яхты <Нэлли>. Это небольшая яхта, восьми метров в длину, которая курсирует между Хорснекс-Бич и Гей-Хэд, недалеко от острова Елизаветы>.
Поиски яхты продолжались безрезультатно не одну неделю; а <Джон> исчез, растворился, пропал в десятимиллионном Нью-Йорке.
За учителем Кондоном была установлена постоянная слежка - главный свидетель обвинения; никто, кроме него, не мог бы опознать <Джона>; три детектива денно и нощно стерегли его, куда бы он ни направился.
А еще через несколько недель в лесу, неподалеку от дома Линдбергов, совершенно случайно был найден труп их сына, Чарльза-младшего.
Мальчик погиб в день похищения, - так, во всяком случае, утверждала судебно-медицинская экспертиза...>
Мюллер поднял на Штирлица глаза, в которых стояли слезы:
- Зачем вы дали мне этот ужасный материал, Штирлиц?! К чему этот садизм?! Это же разорвет сердце каждого отца! Зачем я должен был читать это на ночь?
- Выпейте снотворное, - посоветовал Штирлиц. - Что же касается трех квадратов, вырезанных по горизонтали, - то вам этот знак был известен еще в двадцатом году, во время стажировки в отделе особо опасных преступлений, когда был ограблен дом вашего бургомистра... Сначала у него просили деньги <добром> - прислав угрожающее письмо... Только там бандит вырезал не три квадратика, а один... Так что начинал он у вас, группенфюрер... В Штатах лишь продолжил начатое... Но и это не все...
РОУМЭН, ПЕПЕ, СОМОСА, ВИЗНЕР (Панама, Манагуа, сорок седьмой) __________________________________________________________________________
Франц Брокман, о котором Штирлиц сообщил Роумэну теперь был Франсиско; седой, высокий, тонкий, как спичка, он проворно метался между столиками ресторана <Каса Педро> на берегу океана, обслуживая большую группу туристов; лицо его было сосредоточенным, собранным, однако глаза постоянно улыбались - очень голубые, излучавшие добро, какие-то скорбно-умиротворенные...
Панамский адвокат Личу, встретивший Роумэна, Гуарази и охранников возле трапа самолета, вывез их в город минуя паспортный контроль и таможенный досмотр; он и это мог; пограничники были предупреждены, что прибывает экономическая делегация на правительственном уровне, встречать ее будет советник, профессор, доктор Личу, чтобы не привлекать излишнего внимания, поскольку речь идет о фантастической сделке, разрешить въезд в страну <без формальностей>. Звонок в аэропорт в ы д а л генерал Падилья; вполне управляем; пришлось, конечно, з а р я д и т ь - золотые пуговицы для френча и золотые звезды на пилотку и погоны.
Именно поэтому и щ е й к и растерялись, когда последний пассажир прошел паспортный контроль: никто из тех, кого ждали по крайней мере девять американских разведчиков, не считая панамских детективов, не появился; действительно растворились в воздухе.
Лишь через три часа военная контрразведка смогла нащупать нить, узнав о звонке генерала Падильи. Однако в это время машина адвоката Личу, миновав Ла-Чореру Пенономе, Нату и Агуадульсе, уже свернула на проселок и остановилась около Читры - модерновые хижины на берегу океана, песчаный пляж, бары под лианами, <Каса Педро>.
Во время гонки по шоссе в Читре (отсюда не более ста километров до Коста-Рики, <переход через Месанью обговорен, там ждет машина марки <линкольн>, через десять часов будете в Манагуа>) Личу, крепкий мулат в очках, что еще больше подчеркивало его спортивность, - бывают такие лица, которых очки в роговой оправе делают устремленно-агрессивными, - глотая слова, быстро объяснял ситуацию:
- Конечно, этого Франца было найти не просто! Первые два часа я был в отчаяньи! Потом решил посмотреть испанские имена, - и вот он, тепленький! Кстати, на границе с Колумбией, в горах, живет еще один никарагуанский немец, Альберт Петерс... Работает на кофейной плантации. Агроном у Санчеса-и- Масторги. За год они сделались самыми надежными поставщиками кофе, очень удобно пакуют - с фамилией, телефоном и адресом. Многие рестораны Панамы делают им заказы на год вперед. Растущий бизнес. Этот немец вытащил плантации из полнейшего запустения. Думаю, войдет в компаньоны. Масторга любит гулять в столице. У него там какая-то американка. Сговорятся, видимо, на треть. Значит, через пару лет немец сколотит полмиллиона баков. Великая нация. Никто не умеет так работать, как они...
- Брокман здесь давно? - спросил Роумэн, дождавшись, пока Личу полез за сигаретой и начал ее прикуривать, иначе в разговор влезть было совершенно невозможно. - Почему он не пристроился на кофейные плантации? Он же большой мастер этого дела, к тому же специалист по лесу, хороший коммерсант.
- Послушайте, Макс, - ответил Личу, - не слишком ли многого вы от меня хотите?
- Сколько отсюда миль до этого самого Петерса? - задумчиво поинтересовался Роумэн.
- Много. Это другая сторона государства. Да и потом я не возьмусь доставить вас туда. Придется стрелять. Наверняка, дороги уже перекрывают. Мы с вами хорошо проскочили. У нас ведь, пока не дозвонятся до главного, палец о палец никто не ударит, на кой черт, еще не угодишь, голову снесут... Слава
