квадратные отверстия находились в каждой из трех секций фигуры на одной горизонтали.
- Но я действительно не помню такого знака, - оторвавшись от текста, сказал Мюллер. - Помогите мне, Штирлиц! Играть надо чисто.
Штирлиц кивнул:
- Хорошо. Помогу. Чуть позже.
Мюллер стремительно пробежал сообщение о том, что президент Соединенных Штатов поручил ФБР найти преступников, вся Америка всколыхнулась как один человек, требуя покарать злодеев, но сразу же споткнулся на втором письме, посланном похитителями Чарльзу Линдбергу...
<Уважаемый господин! Поскольку Вы не выполнили нашего требования о том, чтобы случившееся не стало достоянием публики и полиции, мы вынуждены сообщить, что дитя останется у нас до тех пор, пока все не успокоится... За ребенка не волнуйтесь, с ним все хорошо... Мы заинтересованы вернуть его Вам в полном здравии... Как мы Вам сообщали, сумма выкупа была 50 тысяч долларов, однако теперь мы должны поделиться еще с одним человеком... Поэтому цена увеличивается до 70 тысяч долларов... Позже мы проинформируем о том месте, где Вы должны вручить нам деньги, - но лишь тогда, когда полиция окажется вне этого дела, а журналисты замолкнут>.
Несмотря на то, что слова <хорошо> и <вне> были написаны не по-английски, а по-немецки, полицейские все еще не были уверены, что похититель - немец.
Мюллер поднял глаза на Штирлица:
- Слушайте, я не обязан знать все уголовные дела двадцатого века! Ребенка действительно украл немец?
- Должен вас огорчить, группенфюрер... Вы знали этого человека... Точнее, его родственников и досье...
- Вы сошли с ума!
- Я пришел к вам именно потому, что нахожусь в полном здравии.
- Но ведь это тридцать второй год! Тогда еще не было гестапо! Не было Гиммлера!
Штирлиц согласно кивнул:
- Были вы! Чиновник криминальной полиции Генрих Мюллер... А то, что Гиммлер еще не стал рейхсфюрером, для вас еще страшнее... Не на кого валить ответственность за собственные поступки...
Мюллер тяжело, с нескрываемой неприязнью посмотрел на Штирлица, ничего не ответил, потер виски своими крепкими, квадратными пальцами и продолжил изучение документа.
<...Старый школьный учитель доктор Джон Ф. Кондон был горячим поклонником Чарльза Линдберга. Семидесятидвухлетний Кондон написал письмо в свою любимую газету <Хоум ньюс>, выходящую в Бронксе: <Предлагаю тысячу долларов, то есть все мои накопления, прибавив их к 50 тысячам долларов выкупа, чтобы любящая мать смогла, наконец, обнять своего ребенка. Я готов поехать в любое место за свой счет, вручить эти деньги и обязуюсь при этом никогда не раскрывать имени похитителя>.
Через четыре дня после опубликования обращения (над стариком потешались знакомые: <чокнулся!>) он получил письмо: <Уважаемый господин! Если Вы действительно хотите стать посредником в деле Линдберга, строго следуйте всем нашим указаниям. Вы должны отвезти и вручить лично г-ну Линдбергу письмо, которое прилагается... Получив деньги у г-на Линдберга, опубликуйте три слова в нью-йоркской газете <Америкэн>: <Деньги уже готовы>. Находитесь все вечера - с 6 до 12 - дома.
Это похищение готовилось целый год. Необходимо, чтобы дело приобрело мировую известность>.
В конверте, полученном учителем, действительно находился еще один маленький конверт. Кондон сразу же позвонил Линдбергу.
- Будьте добры, вскройте маленький конверт и прочтите мне письмо, попросил летчик.
Кондон зачитал письмо:
- <Уважаемый господин, доктор Кондон будет нашим посредником. Можете вручить ему 70 тысяч долларов... Когда деньги будут в наших руках, мы сообщим Вам, где ребенок. Готовьте аэроплан, так как он находится в двухстах сорока милях отсюда>.
- Это все?
- Нет, - ответил доктор Кондон, - не совсем. На письме внизу нарисован странный знак - два пересекающихся голубых круга, образующих в середине красный овал... И три отверстия на каждой фигуре по горизонтали.
Голос Линдберга дрогнул:
- Я немедленно еду к вам.
- У вас больше дел, чем у меня, - ответил старый учитель. - Я сам приеду.
В два часа ночи Кондон добрался до Хопвелла.
Линдберг внимательно изучил корреспонденцию; не осталось никаких сомнений: письмо не могло быть фальшивкой, поскольку знак с перекрещивающимися кругами ни в одной из газет не был опубликован; тайна следствия.
...Утром следующего дня доктор Кондон вернулся домой с письмом, в котором Линдберга назначали его своим посредником. Адвокат Брекенридж привез его на своей машине и принял приглашение поселиться в доме учителя. Днем Брекенридж отправил в нью-йоркскую газету <Америкэн> сообщение: <Деньги уже готовы>. Чтобы скрыть от журналистов принадлежность к делу, Кондон подписался псевдонимом <Д. Ф. К.>, составленным из начальных букв своего имени. Он был уверен, что похитители его поймут, а для остальных странное объявление пройдет незамеченным.
В семь часов вечера зазвонил телефон. Глухой голос спросил, получено ли письмо с п о д п и с ь ю?
Учитель ответил:
- Да. И я очень рад, что вы меня верно поняли.
На следующий день в двадцать тридцать в дверь доктора постучали; шофер такси протянул длинный конверт и спокойно отъехал, - номерной знак был виден отчетливо' ясно, попросили отвезти письмо <другу>, - член банды так себя не ведет.
В письме сообщалось, что доктор должен отправиться к заброшенной сосисочной; там, под камнем, он найдет записку.
Выехали, когда совершенно стемнело; машина адвоката остановилась в пустынном месте, окруженном полуразвалившейся галереей.
Доктор Кондон поднялся на галерею и достал из-под кирпича записку: <Пересеките улицу и двигайтесь вдоль забора к кладбищу, до улицы 233. Там встретимся>.
И доктор Кондон пошел по безлюдной улице к воротам кладбища Вудлоу. Несмотря на то, что он никого не видел, доктор чувствовал - за ним наблюдают. Пробило двадцать один тридцать; он заметил размытое белое пятно, осторожно двигавшееся среди могил; человек делал рукой какие-то знаки.
Кондон пошел навстречу; в глубине кладбища, среди деревьев и памятников, его ждал мужчина. Доктор смог запомнить глаза, смотревшие на него из-под полей надвинутой на лоб шляпы; лица различить было нельзя тьма непроглядная.
- Принесли деньги? - это был тот же голос, с иностранным акцентом, который доктор слышал по телефону.
- Нет. Я не принесу деньги, пока не увижу ребенка.
- А меня казнят, если ребенок мертв?
- Мертв?! - закричал Кондон в ужасе.
- Не кричите! - рявкнул мужчина. - Ребенок жив и прекрасно себя чувствует.
- Как вы можете доказать, что я разговариваю с тем человеком, который мне нужен? - спросил доктор.
- Разве вы не получали писем, подписанных кругами?
Кондон вытащил из кармана два зажима, которые находились в кроватке ребенка, - он взял их с разрешения Линдберга:
- Ответьте, что это такое?
- Ребенок был закреплен этими зажимами в кроватке, - сразу же ответил незнакомец.
- Верно. Как вас зовут?
- <Джон>, - ответил тот.
