- Ты что, намерен быть его сводником? - спросил Спарк с нескрываемым презрением.
- А почему бы и нет? Во мне родился инстинкт иждивенца, я постоянно хочу к кому-то пристроиться, чтобы не думать о завтрашнем дне... Я же у в о л е н, Грегори... Я не дослужил нужных лет до пенсии... Я в любую минуту могу оказаться безработным...
Он поднялся, сказал Спарку, что сейчас вернется, пусть пьет, стол оплачен, подошел к громадной корове в белом; странно, отчего карликов тянет на таких бабищ, он же с ней не справится; поклонился женщине и спросил разрешения присесть, ощущая на спине скрещивающиеся взгляды Спарка и скотовода.
- Что ж, подсаживайтесь, - голос у толстухи был низкий, хриплый, мужской. - Есть проблемы?
- Мой друг мечтал бы познакомиться с вами, красивая.
- Твой сосед, длинный красавчик?
- Нет, тот не знает никого, кроме жены, он священник...
- У священников нет жен...
- Бывший священник, - усмехнулся Пол. - У него были неприятности с Ватиканом, он вступил в коммунистическую партию, а попам это запрещено под страхом кастрации, вот епископ ему и предложил: либо я тебя кастрирую, либо уходи подобру-поздорову из лона святой церкви... Но у него жена поет в хоре, контральто...
- У тебя больные глаза, - заметила женщина. - Покажись врачам.
- Залеченный сифилис, - ответил Роумэн. - Я показывался. Поздно, ничего не попишешь, хирургия бессильна, а я верю только хирургам.
Женщина вздохнула:
- Пусть тот, больной, отрежут, а пришьют новый, сейчас делают чудеса... Так кто хочет меня пригласить?
- Вон тот гигант, - Роумэн показал глазами на карлика. - Он стоит полсотни миллионов.
- Я лучше с тобой пойду бесплатно, чем с ним пересплю за миллион. Я могу во сне раздавить его, как деревенская кормилица господского младенца.
- Устроим похороны, - Роумэн снова усмехнулся. - Напьемся от души.
- Ты - трезвый.
- Просто я пью хорошо.
- Ты - трезвый, - повторила женщина. - Валяй отсюда, я не пойду к карлику, у меня серьезная клиентура.
- А ко мне бесплатно пойдешь?
- Пойду.
- Давай усыновим карлика? А?
- Пусть уж он нас с тобой усыновит, - женщина осторожно поправила свою пышную прическу. - Я правду говорю... Если хочешь - едем ко мне, ты мне симпатичен.
- Тебя как зовут?
- Мари Флэр, - ответила женщина. - У меня красивое имя. Правда?
- Очень. Слушай, Мари Флэр, сделай милость, позволь все же этому маленькому придурку подойти к тебе, а? Ну что с тебя станет, если он угостит тебя шампанским?
- А ты?
- У меня нет денег на шампанское... Нет, вообще-то есть, но я очень скупой, берегу на черный день...
- Да я тебя сама угощу. У меня сегодня был клиент, я в порядке. А ты совсем отвалишь или потом вернешься?
- Вернусь, честное слово, приду...
- Ладно, - женщина кивнула, - пусть поит шампанским. Я ему сейчас назову марку начала века, - за такие деньги можно стадо купить, поглядим, на что он способен...
Карлик, увидав улыбку Роумэна, поднялся; его высокие сапожки тридцать седьмого размера были на каблучках, как у оперной певицы; важно ступая, он отправился к Мари Флэр, галантно поклонился женщине, сел рядом и сразу же пригласил мэтра.
- Этот в порядке, - вернувшись к Спарку, сказал Роумэн; вздохнув, выпил еще один <хайбол>, положил ладонь на холодные пальцы друга: - Не сердись, Грегори. Мне плохо. Мне так плохо, как никогда не было.
- Порой мне кажется, что ты играешь какую-то роль, Пол.
- Хорошо обо мне думаешь...
- Скажи правду: ты ничего не затеял?
Роумэн полез за своими вечно мятыми сигаретами, усмехнулся, сокрушенно покачал головой:
- Спи спокойно, Грегори. Больше я вас не подставлю... Больше никто и никогда не похитит мальчиков...
- Ты говоришь не то. Пол.
- Я говорю именно то, что ты хочешь услышать.
- Ты говоришь плохо. Пол. Мне даже как-то совестно за тебя.
- Зачем же ты приехал? Валяй к себе в Голливуд, тебя заждалась Элизабет.
- Ты похож на мальчишку, который нашкодил и не знает, как ему выйти из того ужасного положения, в которое он сам себя загнал...
- Зачем ты так? Хочешь поссориться?
- Не я хочу этого, - ответил Спарк.
- Почему же? Тебе выгодно поссориться со мной... Тогда от тебя окончательно отстанут...
- Ты плохо выглядишь, Пол... Знаешь, Эд Рабинович купил себе клинику, он лучший кардиолог, какие только есть, потому что добрый человек... Я сказал ему, что у тебя аритмия и сердце молотит, когда меняется погода, он ждет тебя, вот его карточка, возьми...
- Ты очень заботлив. Только я не знаю никакого Рабиновича.
- Знаешь. Вот его визитная карточка, возьми, пригодится... Он воевал, потом поселился в Голливуде, играет на виолончели...
- Ну и пусть себе играет вдвоем с Эйнштейном. Отчего это все евреи тянутся к виолончели? Что им, скрипки мало?
- Не хватает тебе стать антисемитом.
- А что? За это платят. И сразу же объявится множество тайных покровителей...
Спарк усмехнулся:
- Особенно на Уолл-стрите, сплошные протестанты...
- Гейдрих тоже был замаран еврейской кровью, а не было антисемита более кровавого, чем он... Дело не в крови, а в идеологии стада, которое ищет оправдание злу в чужой силе...
- Пол...
- Ну?
- Мы тебя все очень любим.
- Спасибо.
- Ты что сник?
- Я? - Пол удивился. - Я не сник. Наоборот. Будь здоров, Грегори, давай жахнем.
Спарк выпил, улыбнулся:
- А кто будет выручать мою шоферскую лицензию? Ты?
- Оставайся у меня, а? Это будет так прекрасно, Грегори, если ты останешься у меня! Я сделаю яичницу! У меня есть хлеб и масло, кажется, и сыр. Устроим пир! А? И виски я еще не допил, и джин, оставайся, Грегори!
- Пол... там же мальчики... Я и сейчас, как на иголках...
Роумэн сник:
- Вот видишь... А ты говорил...
- Хорошо. Я останусь.
- Не говори ерунды. Я часто теряю ощущение реальности, Грегори. Я не имел права предлагать тебе
