Тираны! Мы требуем только справедливого!!
Федотов сам не свернул, но с улыбкой смотрит, как сворачивают к газетной витрине.
Его глаза блестят. Он запрокидывает голову, глубоко вдыхает, вдыхает и говорит никому:
музыка смолкла.
- Ах, как хорошо у нас в лагере дышится! Что за воздух стал!
С ним поравнялся кто-то и сует ему незапечатанный конверт:
- Володька! На, прочти быстро, что я пишу, и пойдем вместе бросим.
Федотов изумлен:
- А я при чем?
- Как при чем? Читай-читай! Что я не о п е р у пишу, а домой. Вместе запечатаем и бросим. Теперь все так делают. Чтоб за стукача не посчитали.
Федотов весело крутит головой, просматривает письмо на ходу:
- И я в цензоры попал! Нет, что за воздух?! Ты чувствуешь - что за воздух!
Они быстро идут. Автор письма заклеивает конверт и при Федотове бросает его в почтовый ящик на столбе.
Густая толпа на линейке. Оживление. Смех. В толпе курят, ходят, проталкиваются, играют (удар сзади - 'узнай меня!'), беспорядочно стоят во все стороны спинами. Потом спохватываются и перед самым пересчетом и обыском разбираются по пять.
Мантров сбочь линейки стоит рядом с дюжим нарядчиком. Тот с фанерной дощечкой, пересчитывает каждую бригаду и записывает. В молодом приятном лице Мантрова - обычное самообладание.
Нарядчик сверяется с дощечкой:
- Мантров! У тебя на выходе - двадцать один. Меженинова оставишь в зоне.
Мантров поднимает бровь и усталым изящный движением кисти показывает:
- Дементий Григорьич! Вы - останетесь.
Строй бригады (уже первая пятерка проходят). В нем Меженинов.
Его большое лицо, крупные черты, брови седые. Давно не брит. Мягкие глаза его сверкнули твердостью:
- Почему это я должен остаться? Д л я к о г о? Голос нарядчика:
- Ничего не знаю. Распоряжение такое.
Но Меженинов, кажется, понял и знает. Непреклонно смотрит он чуть подальше, на...
лейтенанта Бекеча. В нескольких шагах от линейки недвижимо стоит
Бекеч. Он скрестил на груди руки. Нахмурился. Шапка барашковая большая, сам маленький. Молодой Наполеон?
Меженинов возвышает голос:
- Передайте, нарядчик, тем, кто вам велел: дурак только к ним сейчас пойдет! Сегодня останешься - а завтра на койке зарежут.
Все слышал Бекеч. Еще хмурей. Неподвижен. Нарядчик, наверстывая заминку, пропускает быстро пятерки:
- Вторая! Третья! Четвертая! В пятой два. Следующая бригада!
Бригаду Мантрова (в ней и широкая спина полковника Евдокимова) видим сзади, как она пошла на обыск, распахивая телогрейки. Пять надзирателей в армейских бушлатах, перепоясанных поясами, стоят поперек линейки и встречают заключенных объятьями Иуды.
ШТОРКА.
Во всю ширину экрана видны по грудь четверо из одной пятерки: Меженинов, Федотов, Евдокимов и Мантров. Пятый изредка виден плечом, иногда скрывается и Федотов. И сзади них мелькают лица - лишь настолько, что мы чувствуем толщу колонны, идущей не похоронно, как в начале фильма, а скорей размашисто. Явно ощущается ходьба. За головами - свинцовое недоброе небо.
Меженинов рассказывает полковнику и Мантрову:
- В зеленом начале моего срока на тихой теплой подкомандировке оперчасть вербовала меня в стукачи. Удивляюсь сам - это не было легко, но я устоял. Был сослан в штрафную бригаду - на каменный карьер, мрачнейшие бандиты. И полгода тянул среди них...! Устоявши раз, устоявши два,- падать под конец как-то жалко.
Полковник усмехается:
- Все-таки, дОцент, вы в вызывающей форме отказались! При остатке срока в год - можно на этом и погореть.
Мантров внимательно прислушивается к их разговору. Федотов же не слышит. Он упоен, смотрит вперед и никуда. Когда объектив больше поворачивается в его сторону - слышно дуновение маршеобразной музыки.
Меженинов:
- На этом нас и ловят. В начале - мы боимся чересчур долгого срока, в конце - дрожим за освобождение. Это - психология набора 37-го года. С ней гнулись и подыхали. А я - сторонник вот этих новых боевых ребят. Тем более с е й ч а с! - чего дрожать? Простая разумная отговорка: боюсь, мол, что меня зарежут!
Резкий окрик:
- Ра-зобраться по пять! Раз-говорчики в строю! Меженинов:
- ...Процедура чекистов, которой мы трепетали всю жизнь, вдруг оказалась такой неуклюжей: арест, протоколы, следствие, суд, пересуд. А здесь возмездие мгновенно: удар ножа! На рассвете. Все видят, что это - пострашней! И никто не только стучать не пойдет,- не пойдет и минуты с ними беседовать!
Полковник возмущен:
- Вы - интеллигентный человек, а отстаиваете какую-то дикую резню!
Меженинов:
- Прекрасное время! Где это есть еще на земле? - человек с нечистой совестью не может лечь спать!! Какое очищение!
Маршеобразные мысли Федотова. Окрик:
- Ра-зобраться по пятеркам! Кому говорят?! Полковник:
- Ав-вантюра!
Меженинов:
- Но мы доведены и приперты. А что бы вы предложили другое?
Полковник:
- Да если бы мне только дали сформированный современный полк...
Он приосанился. Он видит сейчас тот полк. Он уже почти им командует...
...я б этим псам показал!
Меженинов:
- Но тот, кто сформировал бы полк, нашел бы ему командира и без вас, учтите... Нет, не ждать вам полка. Надо учиться действовать там, где живешь.
Окрик:
- Сто-ой, направляющий!!
Это - краснорожий старший сержант, вбежавший внутрь цепочки конвоя.
Остановилась колонна беспорядочной толпой. И вокруг - конвоиры с автоматами и карабинами наперевес. Степь кругом. Небо черное. Сержант орет:
- Что это идете, как стадо баранов?
Из толпы:
- А мы не в армии!
- Присягу не давали!
- Сам баран!
Сержант:
- Ра-зобраться по пятеркам! Первая!
Первая пятерка отделилась и прошла вперед шагов десять.
...Стой! Вторая!
МЫ - БЛИЖЕ К ТОЛПЕ.
В ней - движение, гул:
- Не давайте ему считать, не давайте!
- Не иди по пятеркам!
- Прите все!
