– Я с перевалочной базы института «Биореконструкция».
– Чем порадуешь?
– У них тут свой небольшой аэродром. И какая-то ерунда с данными регистрационного компьютера. Кажется, кто-то химичил с ним.
– Сейчас буду, – сказал я, а внутри всё сжалось от нехорошего предчувствия…
Взлётно-посадочный комплекс института «Биореконструкция» служил в основном для грузоперевозок между Марсом и двумя орбитальными промышленными станциями – «Мягким кристаллом» и «Бионикой». Здесь имелось два орбитальных грузовика и три самолёта для доставки обслуживающего персонала. Поскольку этим транспортным средствам был закрыт доступ к пересадочным станциям, откуда устремляются суперлайнеры на Землю, то не было необходимости в таможенном, техническом, миграционном контроле.
Обычный захолустный аэропорт с оборудованием, ровно настолько совершенным, чтобы самолёты на падали при заходе на посадку. Через бронированный колпак полицейского глайдера я смотрел, как из-за скал появляются чёрные посадочные стеклобетонные полосы, серебряные ангары, унылые коробки складов, административные и жилые купола, затейливой формы антенна космической связи.
На площадке перед административным куполом уже стоял полицейский глайдер – на нём прибыл Шестернев, успевший навести здесь шорох.
Пилот посадил нашу машину рядом с полицейским глайдером. К нам подошёл высокий коп в зелёном боевом скафе.
– Следуйте за мной, – потребовал он. – Вас ждут.
Шестернев ждал нас в компьютерном центре.
– Докладывай, – велел я, плюхаясь на вибродиван.
– 'Попрыгунчик' раз в неделю поднимает на «Мягкий кристалл» новую группу обслуживающего персонала из четырёх человек, небольшой груз и, соответственно, забирает старую команду и новый груз. Двое суток назад, как раз когда началась заваруха, «Попрыгунчик» поднялся только с пилотом на борту и грузом.
– А обслуживающий персонал?
– Остался на Марсе.
– Кто пилотировал?
– Ян Мартыньш. Шеф этого заведения. Одновременно он и руководитель лётной группы. А из-за постоянного недокомплекта лётного состава часто пилотирует «Попрыгунчик».
– Ты с ним говорил?
– Да. Говорит, изменение в графике дежурств. Мол, обычное дело. По разным причинам порой сменам приходится задерживаться на орбите. Вообще в институте редкий кавардак.
– Проверил?
– Да. Похоже, пересменок отменили на законном основании.
– Что тебя насторожило?
– Я просмотрел полётные записи «Попрыгунчика». Мне кажется, они не соответствуют истине. Их изменили.
– То есть? «Попрыгунчик» не состыковывался со станцией?
– Состыковывался. Но в другом режиме, чем записано в бортовом компе.
– Уже горячо, – потёр я руки. – Этого Мартыньша не допрашивал с пристрастием?
– Тебя ждал. Полчаса ничего не решат.
– И это правильно. Зови его.
Мартыньш оказался скользким неприятным типом лет под сорок на вид с высокомерно-снисходительны тоном – больше от страха.
– Ян Мартыньш? – осведомился я.
– А вы не знаете?
– Знаю. Вы недружелюбный человек?
– Я? Я сдержан не по обстановке. Вы без соответствующего разрешения вторгаетесь на территорию объекта института «Биореконструкция», который, кстати, является собственностью первой категории ОССН. Парализуете работу моих подчинённых. Что ещё вы здесь сделаете? Откроете огонь, как в Олимпик-полисе? Поджарите нас на медленном огне? Что вы о себе возомнили?
Этот вопрос мне задавали по много раз на дню.
– Если надо, то поджарим. Ян, ответьте откровенно – кто был на борту «Попрыгунчика» в последний полет.
– Кроме меня – никого. Читайте бортовой журнал.
– Вам не хуже меня известно, что в данные бортового журнала были внесены изменения.
– Ерунда!
– Ян, у меня нет времени на препирательства. Вот.
Я положил на стол пластинку часов, и в воздухе загорелись цифры.
