– Чем-то знакомое место.
– Прочерчиваем линию, – я провёл красную пунктирную линию. – И получаем маршрут незнакомца, которого подобрали мутанты. И который потом попал в лапы Донга.
– Найдёныш пришёл отсюда?!
– Получается так.
– Но ты же говоришь, что «транспортёром Динозавров» могут пользоваться только суперы.
– Насколько нам известно – да.
– Тогда получается то, о чём я тебе говорил. Вы, жители Асгарда…
– Не вы, а мы. Ты теперь тоже из нас.
– Хорошо, мы. Мы такие благородные, полные чистых помыслов. Но у магнита сколько полюсов?
– Как я помню – два.
– Элементарная задача – школьный курс логики. Через транспортёр может пройти только супер. Найдёныш прошёл через транспортёр, значит, он супер. Подкидыш несёт с собой зло.
Значит он – прямая противоположность вам. Другой полюс магнита. Воплощённое зло. С такой же неистовостью, с которой вы стремитесь к свету, он стремится к тьме. Человечество становится полем боя двух его порождений. А люди становятся легко размениваемыми фигурами.
– Звучит убедительно, – хмыкнул я, оглядываясь назад на удаляющийся Олимпик-полис, на громады его построек, куполов. Меня будет тянуть сюда.
– Все мои опасения по вашему поводу оправдываются. Притом опасения самые худшие.
– Я бы на твоём месте, Володя, не спешил с выводами.
– Но они напрашиваются сами собой.
– Может быть, да. А может – нет…
Как всегда, присутствие «транспортёра Динозавров» чувствовалось издалека. Где-то на расстоянии километра возникло ощущение, будто приходится преодолевать какую-то преграду, легко давящую в грудь и отталкивающую назад.
– Вот она – пустошь, – кивнул я.
Шестернев зябко передёрнул плечами, заворожённо глядя в указанном мной направлении. Очертания транспортёра легко угадывались. Ровная поверхность, взрыхлённая, будто искрошенная молотком порода.
– Отсюда можно попасть в любую точку Галактики.
Мгновенно, – сказал я. Шестернев покачал головой.
– Мы выходим. Возвращение в Олимпик-полис, – приказал я компу, предварительно стерев данные о маршруте. Стеклянное плато довольно большое по площади, никто не поймёт, чего же мы здесь искали.
Мы вышли из марсохода. Тот, взметнув песок, приподнялся на полметра над поверхностью и начал разворачиваться. Все, наша миссия на Марсе завершена.
– Пошли, – кивнул я.
Мы приближались к «транспортёру». Казалось, сквозь скаф насквозь нас продувают порывы ветра.
– Жутковато, – сказал Шестернев.
– А ты как думал… Все, мы на месте. Мы стояли на краю круга.
– Теперь, Володя, считай себя посвящённым. Руку. Шестернев протянул мне руку. Я сжал её, ощущая через материал скафа исходящую от неё энергию.
– Постарайся ни о чём не думать. Прилипай, как рыба прилипала, ко мне. Стремись за мной. Я – проводник.
Тьма. Удар пронизывающего холода. Потом жар раскалённой печи… Я не отпускал руку Шестернева.
Приоткрыв глаза, которые я зажмурил перед перемещением изо всей силы, я огляделся. Мы стояли на взрыхлённой серой почве на краю круга диаметром пятнадцать метров. Его обнимала по тропически-бурная яркая растительность ядовито-зелёного цвета – мутировавшие деревья и кустарники ТЭФ-зоны.
Я откинул шлем скафа, вдохнул полной грудью наполненный озоном воздух.
– Мы дома, Володя.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ТЕНИ ПОСЛЕДНЕЙ НОЧИ
Полдня я потратил на составление подробнейшего отчёта. Занятие нудное. Ненавижу его ещё со времён оперработы. В нём есть что-то противоестественное. Множество событий, переживаний, ощущений нужно вложить в скупые бюрократические обороты. В них нет места срывающемуся дыханию и холодным иглам страха, нет места мимолётным сомнениям и терзаниям. Все просто и укладывается в несколько листов. Тем самым будто бы принижается пережитое, теряет краски, запах. Но никуда не денешься, надо корпеть над документом.
Отчёт по привычке я не наговаривал электронному секретарю, а печатал на клавиатуре – некая моя чудаковатость. Закончив с этим занятием, я отправился к Шестерневу. Ему выделили квартиру в гостевом
