– пропуск в ГЦКЗ «Россия». На карте отсутствовала фотография, вместо нее был пустой квадрат, а сверху значилось «Обслуживающий персонал сцены. Проход свободный».
Кравченко недоуменно повертел карту в руках, спрятал ее в карман, решив разыскать Виктора Долгушина, которого только утром видел мельком в рубке – испросить дальнейших инструкций, а так же объяснений по поводу этого странного пропуска.
Как вдруг…
Как вдруг все изменилось в мгновение ока. И от затянувшейся идиллии не осталось и следа.
– Да что ты мне говоришь?! Что я – слепой, глухой, больной, придурок недоразвитый? Или я не вижу, к чему оно все катится? В жопу, в жопу оно все катится – а ты замечать этого не желаешь. И мы все в жопе давно уже! Понял ты это или нет?!
Кравченко вылетел на палубу. О, этот голос он узнал бы из тысячи. Хриплое р-р-раскатистое «ЭР», такое в прошлом знакомое по концертам Алексея Ждановича в Горбушке, в Лужниках. «Во орет, как поет, – подумал на бегу Кравченко. – А вчера мямлил что-то как неживой в этом своем подвале авторской песни».
На палубе были все – Варвара, капитан Аристарх, Саныч, Лиля, Долгушин. Именно к нему, встревоженному и какому-то растерянному, и обращался Жданович. Он до пояса высунулся из окна своей каюты – опухший, всклокоченный, расхристанный, пьяный. Сквозь окно было видно, что в каюте царит страшный кавардак – все раскидано, разбросано – шторы сорваны, на столе рядом с койкой несколько пустых водочных бутылок. «Неужели он пил там с самой ночи, как мы приехали? – подумал Кравченко. – Черт, этого еще не хватало, а вроде ничего и не предвещало вчера…»
– Алексей Макарович, успокойтесь, я прошу вас, – отчаянно просила Лиля. – У вас же сердце больное!
– Сердце? А на черта мне здоровое сердце? Чтобы жить и дальше в этой вот сплошной жопе, которую вы реальностью зовете? Вот он – пацан всем доволен, – Жданович неожиданно ткнул в подоспевшего Кравченко пальцем. – Всем, вы только вдумайтесь! Комфорт любит, уют, порядок, стабильность… Господи, какая же жопа! Да промойте вы ему глаза хоть чаем, хоть купоросом! Витька, ты-то что? Как ты можешь все это переносить так стоически, так непрошибаемо? Ты говоришь – не понимаешь, не понимаешь что со мной? Да я погибаю, я задыхаюсь в этой жопе железобетонной, в этой вашей стабильности, в этой пошлости! Мне дышать нечем, кислорода мне не хватает – нормального Н2О! Двадцать лет назад было так же – казалось, все, проехали, пережили, переделали мир под себя. Нам по двадцать с небольшим тогда было. Что мы чокнутые были? Нет. Нам говорили – застой, и мы знали: это застой, жопа! Мы себе в кровь кожу обдирали, но пробивались сквозь этот железобетон, сквозь эту стену… Мы мечтали о свободе, мы боролись за нее – мы пели, мы сочиняли. Мы плевали на ранги, на регалии, мы не боялись ни черта, мы верили в свободу, верили в поэзию! Прошло пятнадцать лет – и где все? Во что мы превратились? Мы ходячие трупы, заплывшие жиром – трупы. Наша Прекрасная Дама Поэзия – мертва. Рок сдох. И все это – как нам говорят, вообще никому уже не нужно. Но если это не нужно – тогда… тогда что нам остается? Пить, трахаться, жрать, дохнуть от героина? Пойти убить кого-нибудь? Или самим застрелиться? Или вконец задохнуться в этой жопе с намертво перекрытым кислородом – в этой реальности, где никто никому не в силах уже сказать никакой правды, где все только жрут и потом борются с собственным жиром? Где скопились вот такие горы дерьма, как в твоих любимых Авгиевых конюшнях. И где некому уже расчищать это дерьмо, потому что мы – ты и я, мы обленились, ссучились, спились… И даже не видим, слепые, что здесь, в этой реальности нам уже нет места, потому что это царство сплошных Кирюшек Боковых и их вонючих выродков…
– Ты, Леха, вечно так – шары нальешь и орешь, пеплом голову посыпаешь, а у Бокова-то сегодня концерт в «России», – звонко и как-то мстительно даже выкрикнула Варвара. – Только орать и осталось. Больше-то вы, алкаши дурные, ни на что уже и не годны!
– Зачем ты ему про концерт напомнила? – воскликнул Саныч. – Ты что наделала, Варька? Не соображаешь? Он же не в себе, бешеный.
И словно в ответ ему Жданович вылетел из своей каюты, хлопнув дверью. Шаги его загрохотали по палубе – к трапу.
– Рот не разевай, – крикнул Долгушин Кравченко. – Айда за ним, останови его!
Но не так-то легко, оказалось, остановить Алексея Макаровича Ждановича, когда он на что-то (только вот на что?) решился. Кравченко догнал его уже на пристани, когда он садился в «Тойоту». Кравченко уцепился за дверь машины, но Жданович не пожалел его – «Тойота» газанула, Кравченко протащило метра три и швырнуло об асфальт.
– Что ж ты, киборг чертов? – рявкнул над его ухом подоспевший Долгушин, – На лови! – он бросил Кравченко ключи от машины, кивнул на «Форд» с разбитой фарой, – Садись, заводи. Догони его. Не то он с перепоя таких дел натворит!
Кравченко сел в «Форд» – как на грех с этой маркой он был абсолютно не знаком. Включил по ошибке заднюю скорость, машина наехала на бордюр.
– Останови его! – крикнул вслед Долгушин.
Кравченко, чертыхаясь, вырулил на дорогу. От него ждали исполнения его прямых обязанностей. Далеко впереди, виляя из стороны в сторону, словно дразня, на приличной скорости шла «Тойота».
На Дмитровском шоссе он догнал ее, намертво приклеился сзади, несколько раз посигналил – ноль эмоций. Он наконец-то непредвзято оглядел салон видавшего виды «Форда» – собственно, а чья это тачка? Тоже каких-то друзей Долгушина или… первая попавшаяся на стоянке, за угон которой еще предстоит отвечать? Нет, быть того не может – Долгушин швырнул ему ключи, значит, право распоряжаться этой американской развалиной все же имел.
Белая «Тойота» снова вырвалась вперед. «Ну все, – решил Кравченко. – Вон съезд к бензоколонке. Сейчас я его подрезаю, торможу и – честное слово – будет выпендриваться, алкоголик прыткий, получит от меня в ухо».
Но восторжествовать над «прытким алкоголиком» ему было, увы, не суждено. Чтобы выполнить свой план, он резко прибавил скорости и пошел на обгон, безрассудно вылетев на встречную полосу. И почти сразу услышал милицейскую сирену и гневный приказ в громкоговоритель: «Водитель «Форда» немедленно остановитесь!»
Другой «Форд» – новый, белый, с синей полосой и мигалкой резво обогнал его и заставил съехать на обочину. «Тойота» скрылась в потоке машин. Кравченко в сердцах саданул кулаком по рулю – черт! Документов на эту долбанную тачку нет, доказывай теперь ментам, что ты не верблюд. Больше всего ему было обидно, что вот Жданович, пьяный в стельку, и, пожалуйста, благополучно проскочил мимо стражей
