присутствии.
– Да, они не только это будут осматривать, – Катя кивнула. – Вообще все, что более или менее подходит под стереотип.
– Какой стереотип? – спросил Мещерский.
– Ну, по таким делам, как убийства на сексуальной почве, а видимо, в случае с девушками это оно самое и есть, по делам об убийствах с расчленением жертв, строится обычно целый ряд неких стереотипов: подозреваемый – кто он предположительно может быть, его убежище, время, когда он обычно совершает преступления. В качестве убежища – ведь ясно, что он не на улице над телами издевался, – возможно, все это время проверялись все более или менее подходящие для этого места, частные дома, подвалы, гаражи. Тут поселки небольшие, дома стоят тесно – забор к забору, кругом соседи. Значит, тут больше внимания будет к строениям иного рода – заброшенным или стоящим на отшибе. Ну, например, церковь, флигель, какой-нибудь бывший амбар для сушки сетей или ангар вроде этой вот автомастерской. – Катя посмотрела на гараж, примыкавший к гостинице.
– И насколько бывает верен такой стереотип места? – спросил Мещерский.
– Верен. В принципе. Только вот вариантов всегда набирается без числа. Иначе убийцу поймали бы если не сразу после первого убийства, то уж после пропажи второй девушки наверняка.
– От стереотипов, Катя, на мой взгляд, один только вред, – сказал Мещерский. – Это как рамка шесть на девять, а фотоснимки разные бывают – три на четыре, девять на двенадцать. Вот с жертвами вообще никакого стереотипа нет – в одном случае убиты три школьницы, а в другом – зрелая сорокалетняя женщина. Ты сейчас скажешь: это разные преступления и разные преступники. Но, прости меня, Катя, такого просто не может быть.
– Почему? – спросила Катя задумчиво. – Почему ты не веришь в такое совпадение, что в этом тихом месте не могут случиться два совершенно разных преступления?
– Да потому, что здесь такого быть не может. Я не верю в роковые проклятые места, которые притягивают несчастья, как магнит.
– А в то, что где-то поблизости живет Водяной, ты веришь? А правда, где еще ему жить, как не в этом краю, где суша граничит с морем? Море слева, залив справа, а посередине пруд, как колодец, соединяющий разные миры, разные стихии.
– Кажется, легенда произвела на тебя впечатление.
– Если серьезно, Сережа, на меня произвело впечатление то, как все они рассказывали нам эти свои истории. И как слушали друг друга. – Катя взглянула на Мещерского. – Лица у всех были… ну, как у тебя сейчас.
– А разве нельзя предположить, что на кого-то местные сказания оказали такое сильное воздействие, что он вообразил себя…
– Сережа, ты не понял, я хотела сказать другое, – Катя покачала головой. – Когда они нам все это рассказывали, они вряд ли верили в то, что говорят, но надеялись…
– Что поверим мы? – Мещерский усмехнулся.
– Что мы все это запомним. Запомним и будем это обсуждать, и будем над этим думать. И не будем думать о другом, о главном, о чем уже с апреля, не признаваясь друг другу, думают со страхом все они: кто он? Кто же из них? Чужих-то…
– Ты хочешь сказать – это просто мираж? Эти рассказы – защитная реакция?
– Был такой случай в Химках, – сказала Катя, – в большой коммуналке, где жильцы на первый взгляд жили одной дружной семьей, была убита женщина. Кто-то ударил ее по голове. Первым стали подозревать некоего незнакомца в кожаном пальто. О нем рассказала следователю дочка одной из соседок – якобы этот тип приходил к убитой. Потом и другие жильцы начали один за другим вспоминать этого незнакомца в кожаном пальто.
– Ну и что?
– Подозреваемый обрастал приметами, со слов жильцов был даже составлен его фоторобот. А потом оказалось, что все это фантом. Выдумки. Потом нашли и настоящего убийцу – это оказалась одна из соседок, все произошло случайно, во время ссоры. Так вот, когда жильцов спросили, почему они вводили следствие в заблуждение, все признались, что им просто непереносима была мысль, что убийца – кто-то из соседей, с которыми они столько лет прожили вместе. Поэтому, когда девочка выдумала «незнакомца в пальто», все жильцы с облегчением подхватили эту версию: конечно, убийца чужой, пришлый человек.
– И ты думаешь то же самое? – спросил Мещерский.
– Ну, я только привела пример. И потом, по той химкинской коммуналке не гуляла старая легенда. Легенды действительно живучи, это Юлия правильно подметила. И нам, Сереженька, можно было бы отмахнуться от этих историй про Водяного, если бы…
– Если бы не Линк?
– Нет, если бы не одна береза в здешней роще, к которой я как-то однажды ходила, кстати, по твоему совету. Старая такая береза, где, по другой сказке, живет прусский тролль…
– Но это же вообще смех.
– Но я видела мышку, Сережа, – сказала Катя, улыбнувшись, – видела, как говорит Линк, «свои собственные глаза». Крохотная такая полевочка. Но она была именно там, где сказано в сказке. Я бежала из леса без оглядки. Меня кто-то до смерти напугал. Не знаю, но кто-то там был в то утро. И если это не легендарный Кривой, то…
– Я тут тоже в первый день рано утром в окно выглянул, смотрю, кто-то шляется возле гостиницы. Высокий такой, здоровый. Я все примерял, кто же это мог быть, – сказал Мещерский, – а потом сегодня этого увидел, ну, любовника Преториус.
– Чайкина?
– Ну да, это он и был. Точно.
