гибели сразу троих его воспитанников.
Катя взглянула на Линка. Он допил кофе, аккуратно промокнул губы салфеткой. Потом протянул Базису чашку за новой порцией.
– Что именно в лагере произошло, до сих пор точно неизвестно. Одни одно говорили, другие – совсем другое. Совсем другое. – Базис сделал паузу. – Факты таковы: израненное тело одного воспитанника однажды вечером нашли в пруду, тело его товарища с размозженным черепом лежало рядом на берегу пруда. И в ту же ночь на берегу моря на мелководье обнаружили мертвым и третьего подростка. Его утопили, явно силой удерживая голову под водой. Ходили слухи среди местных, что разбираться приезжала даже группа офицеров СС. В результате разборок начальник лагеря пустил себе пулю в лоб, всех воспитателей разжаловали, воспитанников увезли, а лагерь закрыли.
– Есть документ, отчет записан и опубликован об этом случае. Я читать этот публикаций, – сказал громко Линк. – Отчет расследований говорить о криминал среди воспитанник. Было два группа молодежь в лагерь, и они конфликтовать. Потом быть драка на берег пруд после факельной шествий в честь фюрер. Один воспитанник брать учебный автомат, снимать штык-нож и резать им парень из другой, враждебной, группа и потом бить прикладом автомат по голова второго парень. А потом во время ночной отбой воспитанники из этой группа, где уже были два убитый, решили мстить, вытаскивать убийцу из постель, тащить на берег и топить. Так записан отчет расследования. За это строго наказывать всех начальник лагерь – офицер СС и персонал за разложений моральный дух.
– Убийства в молодежной среде были во все времена и при всех режимах. Вспомните, даже Ромео убил Тибальда, – заметил Мещерский. – Это типичная уголовщина. При чем же тут…
– Нет, ребята, все дело в месте, в этом самом месте, – сказала со вздохом Юлия. – Случись то же самое где-нибудь еще, так все и было бы – уголовщина, нацисты. Но все это произошло тут. Есть такие места, которые просто притягивают несчастья, убийства, насильственные смерти… И если в местах есть еще и какая-нибудь легенда, вроде нашей, то… Вы же видите, и лагеря того давным-давно нет, и все немцы, жители бывшего Пилькоппена, давно покинули эти места, а память о прошлом жива. Жива настолько, что я порой горько сожалею, что мы вбухали все, что имели, в этот дом и теперь словно веревкой привязаны к этому месту.
– Слухи о том, что произошло в лагере, в те годы, перед войной, ходили самые разные, – продолжал Базис. – И закрыли фашисты его очень быстро, даже часть имущества оставили, в том числе и несколько машин в гараже, а среди них и личный подарок Геринга, наш «мерс». Посчитали, видно, что для будущих сверхчеловеков место это, что как магнитом несчастья притягивает, не слишком-то подходящее. Даже опасное.
– А после войны, когда тут наши уже были, дети не пропадали? – спросил Кравченко. – Не тонули?
– Нет, что вы, все было нормально, вплоть до этого года, – вмешалась Юлия. – Я почему это знаю – я же все детство тут, на косе, провела. Слыхали мы, конечно, истории про Водяного и его детей, но… И сами рассказывали, и от старших слышали. Но все это было так несерьезно, обычный подростковый фольклор… Ну, когда в пионерлагере перед отбоем кто-нибудь начинает страшилки на ночь рассказывать.
– А сейчас что же – вы всерьез полагаете, что между нынешними убийствами и теми странными смертями существует связь? – спросил Мещерский. – Ой, ребята, у вас лица такие, словно это уже не просто сказки перед отбоем. Вы где живете-то, а? На каком свете?
– Если это вопрос ко мне, я так скажу: я реалист и в мистику принципиально не верю, – сказала Юлия. – Просто я считаю, что есть на свете места, где лучше не держать частный отель. Когда в апреле нашли тело Нефедовой, и потом вдруг пропала вторая девочка, то… – Она взглянула на Линка.
Катя тоже взглянула на него. Он стоял лицом к ним возле стойки бара и в этот момент как раз закуривал. «Разве священнику разрешается курить? – удивилась про себя Катя. – Впрочем, он же пока еще не настоящий пастор…»
– Дело в том, – сказал Линк спокойно, – все дело в том, что я его видеть. Я видеть его свои собственные глаза.
Глава 19
ВОДЯНОЙ – ВЕРСИЯ ТРЕТЬЯ
– Кого? – среди воцарившейся тишины спросил Кравченко.
Линк подошел к их столику. И Катя ясно ощутила странный сладковатый запах дыма от его сигареты. «Неужели марихуана? – подумала она. – Марта не зря, видно, говорила…»
– Один день давно, – медленно произнес Линк. – Мой жизнь быть на волосок, вот так. – Он показал жестом. – Я раньше отшень скверно, плохо делать. Секс, шнапс, наркотик, ложь. И смерть прийти один дождливый зимний ночь и смотреть прямо мои глаза. И я думать: майн готт, я умирать. И бог в мой сердце сказать: да, Михель, да, сейчас. А я кричать ему: нет, ты же знать – я отступать от веры в тебя. А он сказать мне: я ждать мой дитя всегда, пока ты жить… И смерть вдруг исчезать, и я дышать снова. И думать, думать, как жить потом. И приходить в церковь. И все менять в свой прежний жизнь. Мой духовный учитель говорить мне: Михель, тебе быть нелегко, сильно нелегко. Тебе быть много сомнений, и, возможно, быть так, что с тобой случаться отшень странный вещь, когда наш разум – ничто и только твой вера вот здесь, в сердце, – все. Я тогда думать – это просто слова мой учитель. Это метафор. Я не знать, что это произойти со мной здесь.
– Сереж, я с трудом понимаю, – шепнула Катя Мещерскому. – Предложи ему говорить по-немецки и переведи, если сможешь.
Мещерский, отчего-то крайне смущаясь, сказал Линку несколько слов по-немецки. Линк печально улыбнулся, приветствуя эту инициативу. Далее речь его была похожа на монолог. Кате он показался в тот момент удивительно похожим на молодого ученого из андерсеновской «Тени». Мещерский медленно, словно бы на ощупь, переводил, подбирая слова:
– Он говорит, тут с ним однажды ночью было так, словно спишь и видишь сон, что спишь. И… и видишь сон… Ой, нет, все вроде верно… Да, сон, где суша граничит с морем. Где… э… цепь, нет… гряда песчаных дюн кончается у самой воды. Луна, неподвижная, мертвая, цепляется за кроны сосен. Касается блеклыми… нет, тусклым лучом шпиля старой церкви над круглым прудом, затянутым ряской…
– Он стихи нам, этот поп, тут свои читает или псалмы? – спросил Кравченко.
– Не перебивай. – Катя толкнула его локтем.
– Лунный свет… блики… – Мещерский посмотрел на замолчавшего Линка и кивнул: давай, продолжай, я
